Костёр 1992-01, страница 7
РАССКАЗ Николай КОНЯЕВ Рисунки Л. Ивашенцовой Как трудно просыпаться зимой по утрам, когда за окошками, затянутыми наледью, тяжело клубится синеватая чернота! Вернувшись из холодных сеней, Пашка задержался на кухне, прижался к дремотному печному теплу... Отец уже позавтракал, и на кухне была только мать, процеживала из подойника молоко. Одну банку она отодвинула. Это для него, Пашки. Но есть не хотелось. Хотелось стоять, прижавшись к печи, а лучше всего снова бы завалиться в постель и заснуть. И не нужно было бы одеваться, брести по синевато-морозным сумеркам к школе, откуда —это когда еще будет? — только часа в три и вернешься домой... — Ты что? — удивленно спросила мать Ты чего не одеваешься-то, Паша? Чего-чего... Если бы знала мать, каково брести по сугробам в школу, небось, не спрашивала бы. Но откуда ей знать, если сама-то не ходила в школу... Стараясь подавить в себе возмущение, и оттого обижаясь еще сильнее, Пашка начал ковырять на печи краску. Голубые шелупайки, если поддеть ногтем, легко обламывались, и под голубым слоем обнажалось похожее на неизвестный материк глиняное пятно. — Одевайся скорее... — сказала мать. Сей час отец вернется. Отец работал на заречной стороне и утром шел вместе с Пашкой к перевозу. Это дальше, от перевоза, Пашке нужно идти одному, идти по самой темной — ни одного фонаря нет! — улочке. Конечно, еще хуже, когда и до перевоза одному идти — зачастую отец старался попасть на работу пораньше,— но и так ничего хорошего. Лучше вообще не ходить сегодня в школу. Но кто же разрешит такое? Вот если заболеть, тогда — да. Тогда бы мать сама сказала, что придется — Ну и что ж, что придется? Очень даже хорошо, что придется! — не ходить сегодня в школу... Но это если заболеть. Как назло и болезней у Пашки нет. Украдкой он все же потрогал лоб. Мать всегда так делает, чтобы определить: не заболел ли он? Вообще-то это очень приятно, когда тебе трогают лоб. А еще приятнее, когда говорят, что ты заболел и в школу придется сегодня не ходить. Нет, сегодня так не скажут. Лоб-го совсем холодный. Правда, температура — это не единственная болезнь, которой можно заболеть, чтобы не ходить в школу. Вон у его приятеля Лешки в прошлом году никакой температуры не было, а он целый месяц в школу не ходил. Сидел себе дома и играл целые дни. У Пашки живот болел однажды, это тоже хорошая болезнь. Правда, считается, что с больным животом — никакого ума у взрослых нет! — в школу ходить можно. Но ведь живот может болеть и очень сильно, и тогда какая же может быть школа? Или еще кашель... Тоже подходящая болезнь. Пашка осторожно попробовал кашлянуть, но сразу понял, что, как и температуры, кашля у него нет. Кашлянуть-то он кашлянул, но как-то не по-настоящему. Мать даже и не оглянулась... Значит, остается только живот. Пашка плотнее прижался животом к теплой печи и жалобно посмотрел на мать. Потом он вспомнил, что нужно морщиться от боли, и искривил лицо так, что даже один глаз зажмурился. Другим же глазом Пашка продолжал наблюдать за матерью. Та, по-прежнему, ничего не замечала. Стало даже как-то обидно. А если бы он, Пашка, в самом деле заболел? Если бы в самом деле мучился сейчас от боли? Неужели так трудно отвлечься от своих дел и посмотреть: может, кое-кому нужна срочная медицинская помощь? Может, кое-кого срочно надо к доктору везти! Пашка не выдержал и тихонько застонал. Во-обще-то стонать — это последнее дело. Это значит, что совсем худо тебе, совсем тебя болезнь замучила... Лучше просто смотреть и чуть кривиться, как бы сдерживая боль... Но что же делать, если мать даже и не смотрит на тебя? Да и само это получилось, сам собою.прорвался стон... Пашка осторожно взглянул на мать одним глазом, другой глаз — надо было морщиться от боли! — закрылся совсем. Оглохла она, что ли?! Отведя взор от матери, Пашка снова застонал, глядя прямо перед собой в расковырянное глиняное пятно. Пятно это было похоже на Австра- |
