Пионер 1955-03, страница 68

дном огонёк приостановился, и вдруг щёлкнул довольно громкий взрыв. На месте японского крейсера и выглядывавшего японца осталась дыра с обгорелыми краями.

— Не хотите ли?! — спросил язвительно дядя Пётр, обращаясь к отцу и матери.— Как ловко мы взрываем японские крейсеры, но, увы, на открытках! Свою же эскадру дали японцам потопить. Чудовищно! На всех перекрёстках продают эти открытки — безобразное издевательство над превосходным нашим флотом, над нашими матросами, которые могли бы действовать превосходно, если бы в штабах не сидели бездарные

Дядя Пётр с отцом долго разговаривали, называли красивые имена- погибших судов: «Орёл», «Ретвизан», «Аскольд»... И все они, такие же гордые и красивые, как крейсер «Варяг» в «Ниве», словно выплывали передо мной на широкой глади никогда не виданного моря.

— История расскажет нам, как вели себя наши русские герои перед лицом опасности,— сказал дядя Пётр.— Примеры героизма — «Варяг» и «Кореец» — всегда будут памятны русскому народу. Но гибель лучших людей в несчастную эту войну он не простит...

— Вот уж на самом деле грозовые дни настали—сказал отец.

— Ну, грозы ещё впереди! — ответил дядя Пётр.—С тех пор как царь встретил рабо-

Гром погромыхивал, но дождь быстро переставал; с крыши ещё сбегали тонкие струй-

скоро уже падали только отрывистые звучные капли. Как же освежился воздух после грозы! Хлынуло солнце, и первая ласточка вылетела и взвилась в голубое, чистое небо.

Снова Кондратьев

Всё это лето часто собирались грозы. Иногда они проходили без дождя; тогда ослепительно сверкали молнии и гром гремел так, будто на небе что-то раскалывалось с оглушительным треском. Такие грозы дядя Пётр называл «сухими грозами» и говорил, что они самые страшные.

Вскоре после того, как мы ездили к дяде Петру, я снова встретила Кондратьева. В том доме, где за ситцевой занавеской мы играли с Дуняшей, теперь поселилась другая семья. В ней было пятеро детей — все мальчики. Из них я «водилась» только с Ваней. Но рядом с этой комнатой жила новая моя подружка, Лизанька, и как-то, проходя к ней коридором, я услышала знакомый голос. Это был голос Кондратьева. Открыв тёмную, закопчённую дверь, я вошла и увидела, как из-за спин сидящих на скамьях склонённых над чем-то людей выглянул большой, чуть выпуклый лоб и на меня глянули зорко прищуренные глаза под прямыми бровями...

— Дядя Стёпа! — крикнула я, подбежала

62