Пионер 1955-10, страница 46

сервированной трапезе, а волна аппетита от накрытого стола, подобно кругам по воде от брошенного камня, распространилась отсюда по всему вагону до отдельных углов. Пассажиры, не желая отстать от людей, достали из котомок, мешков и баулов еду и на-

А те, у кого еды в запасе не оказалось,— одни уставились в окна, любуясь телеграфными столбами, другие, закрыв от соблазна глаза, вдруг задремали. Старуха-салопница, ближняя соседка Макаровых, не могла оторвать глаз от еды, разложенной так соблазнительно на корзине, старалась глотать набегающую слюну, незаметно зевала, судорожно крестила рот...

— Благословясь, приступим! — сказал «научный господин».— Дети! Прошу, без всякого стеснения.

Он подал пример: взял вяленую тарань и показал, что умеет с нею обращаться,— оборвал и обсосал грудные перышки и крепко поколотил о ребро скамьи, приговаривая поучительно:

— Эта рыба замечательна тем, что она сохраняет неопределённо долгое время полностью свои питательные свойства. Уже за три тысячи лет до нашей эры она доставлялась на финикийских кораблях к столу египетских фараонов и почиталась лакомством. Впрочем, фараоны ели всякую дрянь... Качка вагона не мешает закусывать,— продолжал болтать «научный господин».— Наоборот, толчки как бы утрамбовывают пищу, что очень полезно для пищеварения: действует подобно массажу. Что касается того, что ты, милый Степан, долил свой бокал доверху, то это напрасно! Расплещется всё равно! И ты сам обольёшься. Что и произошло на самом деле! — закончил он свою рацею, когда Степан попытался поправить дело, отпив большой глоток: чай был очень горяч, обжёг язык и пролился на грудь.

Соседка Макаровых, старая салопница, весело рассмеялась неудаче Степана.

В вагон вошёл кондуктор с холщовым мешочком в левой руке и с горящим фонарём в правой. Достав свечу из мешочка, он зажёг её и поставил в фонарик над дверью в одном конце вагона, потом то же сделал и во втором конце вагона... Все, кто не спал или не прикидывался спящим, обернулись к возжи-

пока он не вышел через задние двери.

— Вот, обратите внимание,— сказал «научный господин» Степану,— это всегда так. Ещё Софокл в древней Элладе писал с горечью о том, что случилось однажды на пред

ставлении. Герой в трагических сценах ходил по сцене на ходулях, изнемогал, борясь с неотвратимым роком. Мрачный хор возвещал зрителям, что борьба героя напрасна — он всё равно погибнет. В это время вошёл в театр фонарщик и полез на столб, чтобы засветить огонь. И разом все зрители отвернулись от ходульного героя и стали смотреть, как фонарщик зажигает свет... Не знаю, как ты, мой милый друг, но я думаю, что напрасно великий сочинитель сетовал на грубую толпу. Все сочинители должны смиряться перед тем, что гений человека сказался с неизмеримо большей силой в искусстве добывания огня, нежели в сотворении кумиров бельведерских!

От двух свечей, зажжённых кондуктором, внутри вагона стало чуть светлее, но зато окна потемнели, говоря о том, что на воле приближается ночная тьма.

— А ведь и в самом деле спать пора! — воскликнул в своём углу портной.

Его соседи, старик и его пригожая спутница, давно уже спали. Заснули и те, кто прикидывался спящим.

Громыхая на стыках рельсов, поезд неудержимо мчался вперёд, то замедляя на подъёмах, то ускоряя на уклонах свой бег. Под уклон грохот вагона усиливался до того, что Степану было трудно разобрать, что говорит неутомимый «научный господин». Иван и Яков, закусив и> запив еду чаем, прикорнули каждый в своём уголке, да им было и не любопытно слушать. Кроме Степана, у «научного господина» осталась одна слушательница — старушка-салопница. Пока соседи её закусывали, она молча следила за ними, провожая взором каждый кусок, вздохом каждый глоток. Степан догадался, что старуха очень голодна, ему стало неловко и стыдно есть, а предложить ей поесть Степан тоже не мог решиться — стыдно сказать человеку: ты голоден, брат! И дома, ещё при матери, он стыдился положить в протянутую руку кусок хлеба, когда ему говорили: подай убогому ради Христа. А ведь эта старуха не нищая!

«Научный господин», очевидно, поняв по смущённому взгляду Степана, какие чувств;: его волнуют, отхватил своим складным ножом от колбасы толстый кусок и на острие ножа протянул его салопнице:

— Не угодно ли, сударыня? — любезно предложил он.

— Что ты, что ты? Это мне нешто можно? Вы-то не знаете, а ведь сегодня день постный. Уж дали бы мне хвостик рыбки сушёной...

43