Пионер 1955-10, страница 47

— Помилуйте, сударыня,— воскликнул «научный господин»,— вы обижаете меня! Я сам великий постник. Разве вы забыли, что «сущим в пути пост разрешается».

— Ах, батюшки! Да ведь верно! — проговорила старуха, бережно сняла колбасу с острия ножа и покосилась на корзинку.

«Научный господин» предложил старухе хлеба, она взяла, но не торопилась приступить к еде.

Как все люди, ведущие полуголодную жизнь, она старалась продлить предвкушение, для неё более аппетитное, чем сама еда.

— Да уж вы сами, батюшка, не из духовного ли звания? Как будет ваше прозвание?..

— Благоволенский Аркадий,— назвал себя «научный господин», слегка кланяясь старухе.— Прошу любить и жаловать.

Старуха не отказалась и от чаю. Благоволенский ополоснул свою мензурку, из которой пил он чай, слил помои в «кулак» Степана, положил в мензурку порядочный кусок сахару, налил чаю, размешал сахар стеклянной палочкой и подал старухе. Она перестала удивляться, к изумлению Степана, доверчиво приняла от Благоволенского мензурку и объяснила:

— Мне, я лежала в первой градской больнице, из этакой посудины микстуру давали...

— Ну, разумеется. Голод и жажда не что иное, как болезни. Питьё и пища — лекарства,— расширил и обобщил Благоволенский суждение старухи.

Салопница насыщалась не спеша и не отказалась, когда Благоволенский предложил ей и голову тарани. Хвост она обглодала и обсосала, а голову разгрызла и высосала. У старухи были крепкие зубы.

Насытясь, салопница поблагодарила, устроилась поудобнее, положив голову на плечо соседа, и скоро сладко заснула. «Научный господин» набил трубочку табаком и обратился к Степану:

— Разрешите? Я не обеспокою вас?

Степан указал на правила под стеклом.

— Параграф 64-й: «Курить табак, сигары и папиросы в вагонах, равно как и на станциях, по Высочайшему повелению воспрещается». Суровое правило, и не очень оно соблюдается, но я от греха подальше, хотя на площадке чертовский холод.

— Накиньте на плечи свой платок,— посоветовал Степан.

— Не платок, а плед,—поправил Благоволенский.— Все вещи надо называть их именами. Иначе неизбежны ошибки. Мне достаточно шляпы.

Он накрылся шляпой, закурил и вышел.

По вагону прошёл кондуктор с фонарём и, светя направо и налево, зычно на ходу возвещал:

— Станция Клин. Кто имеет билеты до станции Клин? Поезд стоит тридцать минут. Станция Клин —буфет!

Зычный крик кондуктора разбудил немногих. У выхода завозился старик.

— Марья, Клин! Марья, Клин! Нам выле-

Степан тоже всполошился: будить ли братьев для свидания с отцом? Вслед за кондуктором в вагон вошёл «научный господин». Он прошёл, не взглянув на Степана, прямо к печке, чтобы согреться. За печкой никто не

уже не грела. Присев на корточки перед печью, «научный господин», помешивая огонь поленцем, подкинул ещё несколько чурок. Печь весело загудела...

Машина засвистела и уменьшила ход. Зажглись впереди рожки. Замелькали по бокам огоньки. ТолкнуЛо на стрелочном переводе. Машина остановилась. Налево светились большие окна станции. По галерее под навесом забегал народ-

Степан хотел разбудить братьев — оба они крепко спали. «Научный господин» остановил его:

— Пускай спят на здоровье.

Они вышли вдвоём на волю. Впереди шла Марья с двойным мешком через плечо. Старик шёл налегке. Пол галереи устлан в клетку квадратами путиловской плиты — то жёлтой, то синеватой. Высокий навес на чугунных столбах покрывал галерею, на каждом столбе вдоль пути — кронштейны с двумя горящими карельскими фонарями. По гулкому полу артельщики вдвоём катили багажную тележку на жиденьких колёсцах. Навстречу, звякая шпорами и волоча саблю по камню, шёл жандарм в белых перчатках, с раструбами едва не по локоть и в высокой каске с чёрным султаном из конского хвоста...

— Господин унтер,— остановил его старик,— вот этот господин везёт в вагоне покойника...— Он указал на Благоволенского.

— Да будет тебе охальничать, пойдём! — прикрикнула на старика Марья.

— Нет, позвольте! Мёртвое тело, кости, шкилет и из мёртвой головы чай достаёт... Это что же такое!

Жандарм остановился и взял под козырёк:

— В чём дело, господа?

«Научный господин», не отвечая, вынул из нагрудного кармана сюртука бумажник, достал из него вчетверо сложенный листок и,

44