Пионер 1955-10, страница 58

После войны мне не пришлось вернуться па промыслы. Тяжёлые ранения не позволили мне поехсть на поиски Мергена по возвращении с фронта. Волк попре>::нему жил у охотничьего посёлка, отдалённого от железной дороги более чем на триста пятьдесят километров. Охотничьи промыслы были здесь прекращены, и только в сезон весенней путины в посёлок приезжали рыбаки. В остальное время года Мерген был единственным обитателем рыбачьего посёлка.

Долгое время я ничего не знал о Мсргене. Наконец в 1949 году я получил письмо от старого приятеля-рыбака. Письмо было длинное, написанное, должно быть, кем-то под его диктовку, и всё в письме, кроме приветов и пожеланий, — о Мергене. Он жив! Охотники, которым я оставил стаю собак, рассказали рыбаку, что

поджав хвосты, разбежались в стороны, а волк спокойно бежал своей обычной рысцой недалеко от них. Потом некоторые собаки, должно быть, вспомнив, как они охотились с Мергеном. смело подбежали к волку. Он не напал на них и дал им обнюхать себя. Л на следующей охоте собаки встретили неожиданно появившегося волка с нескрываемой радостью: виляли хвостами, бросались его лизать. Не оставалось сомнения, что это был Мерген.

Но охотников Мерген не подпускал к себе, при их приближении он отбегал в сторону. Часто Мерген охотился с собаками в течение нескольких дней. Вечером на привале ему первому давали, как и раньше, лучший кусок мяса. Он жадно хватал его, уносил в сторону и съедал вдалеке от охотников и собак. Бывало, что Мерген даже ночевал на привале, но опять-таки вдали от охотников, а утром, когда бригада приготавливалась двинуться в путь, он приближался снова и бежал в стае с собаками.

После охоты волк исчезал так же неожиданно, как и появлялся. Жил он в камышах у озера Кара-Су. Видели его и недалеко от

Что же заставляло его возвращаться сюда? Трудно сказать. Была ли это простая волчья привязанность к месту? Или, может быть, в нём сохранилась привязанность к хозяину? Несомненно одно — ЛЛерген предпочитал охоте в одиночку охоту в стае собак. Но он не хотел подчиняться другим охотникам. Как и в молодости, он не трогал ни людей, ни домашних птиц и животных. Не ходил он и на бахчу — за арбузами и дынями. Но в посёлок никому не удавалось зазвать его.

Иногда около нашего дома жители посёлка видели по утрам большие волчьи следы. Все знали, что это приходил Мерген. так как диких волков в этом районе давно истребили и сам Мерген принимал в этом активное участие.

Днём волк никогда не приходил в посёлок и избегал встреч с людьми, хотя издали он радовался приближению человека: вилял хвостом, «улыбался», иногда даже взвизгивал. Пищу из рук брал только у детей. Если же охотники приносили ему кости и рыбу, он не прикасался к пище, пока они не уходили. Чаще всего он кормился ночью, а днём, вероятно, по унаследованной от родителей привычке, как говорят охотники, уходил на дневку — спал.

Бывало, что в лунные ночи его силуэт видели на ближних барханах. Он подолгу сидел неподвижно, поставив задние и передние лапы вместе. Иногда слышался его заунывный, обрывающийся в старческой октаве одинокий и жалобный вой...

Про всё это сейчас поют казахи в своих песнях, когда едут на волах с охотничьих промыслов. Они поют о том, как волк и охотник стали друзьями и как тяжела и горька одинокая старость.