Пионер 1955-11, страница 21

Мы прибавили шагу. Вскоре тропа свернула в сторону и пошла глубокой долиной небольшого мутного притока. Здесь, в этой узкой долине, широколиственные светолюбивые деревья уступили место густой пихтовой чаще. И от этого кругом стоял влажный . полумрак. Но скоро среди пихтача обозначилась светлая прогалина, вслед за ней показалась небольшая вырубка со свежими ещё пнями, тонкий дымок угасавшего костра... Здесь работали люди — небольшой отряд геологической экспедиции.

Посреди вырубки высилась тонкая стальная труба, нижним концом уходившая в землю. На высоте человеческого роста к трубе была пристроена дощатая площадка, на которой умещались четыре человека. Светлосерая лошадка-монголка, впряжённая в водило — прочную жердь, одним концом прикреплённую к трубе,— не торопясь, ходила по кругу и вращала трубу вместе с площадкой и людьми. А над площадкой восемь загорелых рук то и дело поднимали «бабу» — тяжёлый обрубок лиственничного ствола — не дружным выдохом опускали её на обрез трубы. Труба оседала, врезалась в толщу речных наносов и с каждым ударом углубляла разведочную скважину.

Мы вышли на вырубку.

— Э, да и Андрей здесь! — сказал мой проводник, глазами указывая на одного из работников.

Я пригляделся. Андрей оказался мальчиком лет пятнадцати, не больше. Он был высок ростом, не ниже других, но отличался ст товарищей совсем ещё детской хрупкостью и худобой. Острые лопатки двигались под выгоревшей рубашкой. Видно было, что ему нелегко. Тонкие пальцы, сжимавшие рукоятку «бабы», побелели от напряжения, голова была упрямо опущена.

Работа остановилась. Мы стали знакомиться. Мальчик, успевший за лето загореть так, что лоб его казался темнее коротко остриженных волос, подошёл ко мне последним н застенчиво протянул горячую, в тёмных смоляных пятнах руку.

— Коренев,— тихо сказал он и сразу же вернулся к скважине.

Трубу тем временем подняли. Извлечённую из скважины пробу рыхлой породы высыпали в мерный ящик, сделали запись в журнале. Мальчик пересыпал породу в широкий липовый лоток и присел на корточки у ручья. Погрузив лоток в воду, он пальцами размял куски бурой земли, отбросил в сторону крупные обломки щебня и гальки и стал промывать пробу, покачивая лоток, время от

времени поднимая его и сплёскивая вместе . с водой пустую породу.

Отмыть из пробы шлих — щепотку тяжёлых минералов, оседающих на дне,— дело не очень сложное. Но это — ответственное дело, и я удивился, что эту работу доверили мальчику. Но по тому, как спокойно уселись товарищи, ожидая окончания промывки и, видимо, ничуть не опасаясь, что Андрей «спугнёт» пробу, я понял, что лоток не впервые попал в его руки.

Присели и мы. Закурили. Начальник отряда, горный техник Иван Матвеевич, снял шляпу, провёл широкой ладонью по серебристому ёжику коротко подстриженных волос, придавил комара, усевшегося на вспотевший лоб, и, глянув в сторону ручья,- где всё ещё работал Андрей, сказал, ни к кому не обра-

— Хороший малый, настойчивый! Такой своего добьётся.

— Чего же он добивается? — поинтересо

— А тут,— сказал Иван Матвеевич, наби; вая махоркой старую, видавшую виды трубочку,— целая история. Началась она ещё до войны, а чем кончится и когда, пока не известно. Отец его, видите ли, был охотником. В этом, положим, ничего удивительного нет, в этих краях все охотники, «о таких, как Коренев, и в тайге не каждый день встретишь: настойчивый был человек, упрямый по-хоро-шему. Так вот. Шёл он как-то по следу подбитого зверя. Шёл ручьём, где-то в этих вот самых местах, и приустал. Решил разгрузиться: выбрал дуплистый тополь поприметнее, достал из мешка банку пороху, два мешочка с дробью, запрятал в дупле и заторопился дальше. Тут прямо под ногами попались ему крупные золотистые кристаллы. Он-то не знал, что это такое, но на всякий случай подобрал и сунул в карман. Потом след вывел его на вершину массива, со склонов которого сбегало несколько речек. Он, как всякий порядочный таёжник, оглянулся назад, чтобы запомнить дорогу и ручей этот, где сделал находку. Потом облюбовал приметный одинокий кедр, сделал затёску и оголил сук, который прямо, как стрелка, глядел на тот ручей.

Андрею в то время было года два, не больше, и, конечно, тогда понять рассказ отца он не мог. Тут война подошла. Коренев ушёл на фронт и не вернулся. Л находка отцовская осталась. Сперва Андрей просто играл с красивыми кристаллами, потом, когда пришла похоронная, хранил их как память' об отце, а когда подрос и узнал от матери, что это тот самый оловянный камень, который мы

19