Пионер 1955-11, страница 37(ИЗ РАССКАЗОВ О ПРОШЛОМ АМЕРИКАНСКОГО НАРОДА) Он проснулся, поглядел на жаркое солнце и закрыл глаза, пытаясь вновь погрузиться в мирную сонную темноту. Но солнце било if сквозь закрытые веки; в уши ворвались тысячи звуков, которых он не слышал во сне. Он понял, что больше не уснуть, и разом ожил, как оживал каждое утро. Ожил не сам по себе, но как старший из всего выводка. Сам по себе он мало что значил; но он был ещё и один из выводка — из шести крикливых, драчливых, жад- Сам по себе он был мальчишка тринадцати лет от роду, высокий, тощий, нескладный и некрасивый. Лицо худое, глуповатое, и длинные, тощие руки, которые вечно всё ломали и портили, и вечно ему за это попадало. В выводке он, Джим, был старший. Его сестра Дженни была' годом моложе; брату Бену минуло девять лет, другому брату. Колу,— восемь, сестре Лиззи.— шесть, и маленькому Питеру, последышку,— год и три месяца. Он проонулся, Джим, он снова слышал шум, видел свет, к нему вернулось ощущение времени и пространства. Времени и пространству не было конца, но мир Джима оставался всё тот же: восемнадцать шатких, крытых брезентом фургонов. В этом мире он жил, дрался, ссорился, засыпал и просыпался. Прошлое п будущее не существовали для него; лишь изредка он вспоминал о том месте, откуда онн двинулись в путь, и уж вовсе не думал о том, неизвестном и непонятном, куда они направлялись. Его мало трогало, что шёл тысяча восемьсот семьдесят второй год, и ещё меньше, что па Западе в лиловой дымке горбился хребет континента — Скалистые горы. Мир был ограничен кольцом фургонов, это и был весь мир. И вот он проснулся и почувствовал, как локоть упёрся в бок Дженни. Он двинул локтем — сестра вздрогнула и проснулась, он двинул ещё раз — и она обиженно взвиз- — Отстань! Он сел, довольная усмешка появилась на нул губы и засвистел свою любимую песенку: «Ах, моя Сюзанна, ты не плачь обо мне!..» Дженни ударила его ногой. Не переставая насвистывать, он стукнул её так, что она покатилась. И тут подошла мать — рослая женщина, широкая в кости, с большими руками и ногами. На руках у неё спал маленький Питер; шла она как-то странно, согнувшись чуть не вдвое. Недаром она шла вот так, сгорбившись. На минуту всё вылетело у Джима из головы, остался только мир, который он знал,— мир, состоящий из восемнадцати фургонов; прежде онн неуклонно двигались на Запад, но теперь они больше не двигаются. Мир замкнулся кольцом, стеной составленных вплотную фургонов, посредине вырыта большая яма-укрытие, кругом — земляная насыпь, а снаружи, за фургонами,— враг. Джим подумал о враге — темнокожем, раскрашенном яркими красками, о стрелах, которые дрожат, вонзаясь в песок. Мысли о враге мешались с планами и замыслами, как бы перехитрить сестру. Он забыл о враге и продолжал насвистывать. — Мам, он опять меня бьёт! — Перестань свистеть! — прикрикнула
33 |