Пионер 1955-11, страница 71

в праздник, ни в будни, ни зимой, ни летом. Было роблено!.. В одном себя похвалю: грамоты выучился за это время, читать и писать.

Что же дальше? Дальше германская война пошла. Два сына кочегарами на пароходе ходят, я на заводишке дёргаюсь, только и свету, что книжку посмотрю. А потом — что день, то новость. В Петербурге революция, у нас бела власть. Про свободу сказывают, а Зубов в Учредительное собрание срядился...

Преполовилась зима девятьсот двадцатого года. В одно прекрасное утро бреду с завода, а в Сороке переполох. Начальники и господа всяких чипов летят по железной дороге, кто под север, кто под юг... Что стряслось?

— Бела власть за морс угребла. Красна Армия весь Северный край заняла...

Наутро мне из Корелы повестка с нарочно сне. Бежу домой, а сам думаю: судно зубовское где? Красна власть отобрать посме-

С жёнкой поздороваться не дали, поволокли на собранье. Собранье народа в васьки-ных палатах идёт вторы сутки. Сажусь у дверей, меня тащат в президиум и кричат всенародно:

— Товарищи председатели! Матвей Иванов Корельской здесь!

...Над столом красны флаги и письмена, за столом товарищи из города, товарищи из уезда. Тут и моё место... Васька бы меня теперь поглядел... Шепчу соседу:

— Зубов где?

А председатель на меня смотрит:

— Вы что имеете спросить, товарищ Корельской?

— Василий Онаньевич Зубов где-ка?

Народ и грянул:

— О-хо-хо-хо! Кто о чём, а наш Матюшка о Зубове сохнет! О-хо-хо-хо!

Председатель в колокольчик созвоннл.

— Увы, товарищ Корельской! Оставил нас твой желанный Василий Онаньевич, усвистал за границу.

— А судно-то егово? Это не шутка, трёх-мачтово океанско судно?!

— Странный вопрос, товарищ Корельской. Вы председатель местного рыбопромышленного товарищества, следовательно, весь промысловой инвентарь, в том числе и судно бывшего купца Зубова, в полном вашем распоряжении...

— Я?.. В моём?..

— Да. Вчера общее собрание Корельско-го посада единогласно постановило просить вас принять председательство во вновь организованных кооперативных промыслах как

Я заплакал, заплакал с прнчетыо:

— Я думал, мой корабль о шести досках, думал, до погосту моё плаванье, а к моему плачевному берегу радость на всех парусах подошла. «Полетим,— говорит,— к широкому морскому раздольицу!» Сорок восемь годов бнлея ты, батрак Матюшка Корельской. в кулацких сетях, а кто-то болез-новал этим н распутывал сеть, неуклонно, неутомимо...

И чем больше реву, тем пуще парод:

— Просим, Матвей Иванович! Просим!

На кого пи взгляну, слёзы утирают! И вынесли меня на улицу и стали качать:

— Ты, Матвей, боле всех беды' подъял, боле всех и чести прнмай!

...Кому до чего, а кузнецу, до наковальни: запустил Зубов, до краю заездил свой фрегат — н я по уши в ремонт ушёл. Сам с ребятами лес рубил для ремонта, сам тесал, сам пилил. Сам машину до последнего вннта разобрал, вычистил, собрал. Сам олифу на краску варнл. Перво охрой сплошь грунтовал, потом разукрасил паше судёнышко всякими колерами. До кильватера — сурик, как

65