Пионер 1955-12, страница 28

хозмпка одного. Вот теперь н дрожим над ним. Василия на базу в район послали за новыми часами, а сами работаем и дрожим.

— Почему же дрожите?

— Ой, вы бы только посмотрели, что это за будильник! — воскликнула Лидочка,— Он внутри прямо чёрный весь от старости. И потом пыль! У него сзади много дырочек всяких, куда ключи вставляются, а тут знае-

— Косынкой от пыли, значит, повязали.

— Ага,— сказал Кузя,—М-мы его Марь Иванной в шутку зовём. И у-ухаживаем, как за любимой девушкой.

— И доухаживаетесь до того, что ваша хлюбимая девушка» прикажет долго жить,— негромко проговорила Аня.

Посланный за часами Вася в тот день не вернулся. Мне пришлось заночевать у коллекторов.

На земле расстелили большой брезент, в центре его постлали скатерть и сели вокруг неё ужинать. Солнце, большое, красное, коснулось горизонта, и степь, покрытая стернёй, загорелась, как медь, по которой прошлись грубым напильником. Потом быстро, как в хорошо оборудованном театре, наступила смена декораций: мы съели по миске пшенной каши с салом и только принялись за арбуз, а на почерневшем небе уже высыпали яркие звёзды.

За ужином коллекторы долго гадали, куда мог запропаститься Вася, ругали завхоза Прнсядкина. Потом стали укладываться спать. Мне постелили в палатке, сами же изыскатели предпочитали ночевать под открытым небом. Мужская и женская «спальни» были расположены в разных сторонах от площадки и представляли собой кучи соломы, на которых укладывались матрацы.

Скоро «куст» затих. Но я, как ни старался, не смог уснуть. В палатке было душно. Под брезентовым полом шныряли полевые мыши, пугая меня неожиданным шорохом. Проворочавшись больше часа, я выбрался

Степь, днём казавшаяся совершенно безлюдной, теперь выглядела куда оживлённей. Звенели цикады, и к их звону примешивался отдалённый стрекот тракторов. Две пары лучей от их фар медленно ползли далеко на востоке; одна пара, казавшаяся совершенно неподвижной, маячила у самого горизонта на западе. На юге стояло зарево, видны были клубы красного дыма и вереница огней, то вспыхивающих, то затухающих. Там колхозники жгли стерню и оставленную в поле солому.

Столик дежурного был освещён «летучей мышью». За ним сидела Лидочка в накинутом на плечи жакетике.

— Не спится? — спросила она.

— Не спится.— Я придвинул к столу ка-

— А я как спать хочу!.. Просто ужас! — Лидочка взглянула на часы и добавила удовлетворённо: — Десять минут мне осталось: в двенадцать Кузьку будить.

Она придвинула к себе лн,ст. миллиметровой бумаги и - стала вычерчивать какой-то график, но через минуту оставила его и снова посмотрела на «Марь Иванну» большими серьёзными глазами. Потом навалилась грудью на стол, приблизила к будильнику ухо, откинула прядь волос и прислушалась.

— Скажите... Вы ничего не замечаете? — обратилась она ко мне.

— Вы не замечаете... вам не кажется, что они как-то странно тикают?

— Как это странно?

— С прнхромкой какой-то... Вроде как прихрамывают... Слышите?

Я ничего не смыслил в часах. К тому же стрекот цикад, напоминавший тиканье сотен пар часов, сливался с тиканьем будильника. Послушав с минуту, я только плечами

— Не знаю. Боюсь вам что-нибудь сказать.

Лидочка взяла будильник и прижала его к уху.

— Ну, да! Он раньше совсем не так тикал... А теперь прямо как будто спотыкается... Это всё пыль, наверное.— Она приподняла косынку, дунула в одно из отверстий на задней стенке будильника и снова прижала его к уху.

— Ой, что же это будет!.. — прошептала Лидочка и вдруг, вскочив, удалилась в тсм-

Скоро я услышал её приглушённый голос:

— Кузя! Кузя, вставай!

— Угу!

— Кузя, вставай, слышишь! Двенадцать

— При чём тут кошка? Пар-радокс!

Лида повысила голос:

— Кузя, проснись, слышишь! У нас с часами что-то...

— А! Что с часами? Какие часы?

— Кузя, будильник как-то странно тикает. Я боюсь, что он засорился. Вставай!

— А? Иди! Я сейчас.

Лида вернулась к столу, а через минуту явился Кузя в брюках и в стареньком пид

28