Пионер 1956-04, страница 12

— Надо петь, бегать, немного играть — мороз будет пугаться,— советует Афанасий.

Наконец-то нам удаётся выбраться к скалам. Тут действительно снег твёрже и идти легче. Мы немного повеселели. Кричим какими-то дикими голосами, пытаемся подпрыгивать, но ноги не сгибаются в суставах, мы беспомощны, как тюлени на суше. К ночи пурга усилилась, стало ещё холоднее. А тут, как на беду, сломались обе нарты. С огромным трудом дотащили мы их до поляны. - Густая тьма сковала ущелье. Скоро мы уже не сможем продолжать борьбу. Только огонь может вернуть нам жизнь. Но как его добыть, если пальцы окончательно застыли и не могут держать спичку!

Афанасий стиснутыми ладонями достаёт из-за пояса нож, пытается перерезать им упряжные ремни, чтобы отпустить оленей, но ремни закостенели, нож падает в снег. Я с трудом просовываю руку в карман, пытаясь омертвевшими пальцами захватить спичечную коробку, и не могу.

Василий Николаевич ногой очищает от снега сушняк, приготовленный вчера проводниками для костра, и ложится вплотную к нему. Мы заслоняем его от ветра. Он, зажимая между рукавицами спичечную коробку, выталкивает языком спички, губами подбирает упавшую спичку с земли и чиркает по коробке. Вспыхивает огонь. Василий Николаевич суёт спичку под бересту, но ветер тут же её гасит. Снова вспыхивает спичка, вторая, третья... и всё безуспешно.

— Проклятье!— цедит Мищенко и выпускает из рук коробку.

Николай подходит к нартам и пытается достать постель, но не может развязать верёвку, топчется на месте, шепчет, как помешанный, невнятные слова и медленно опускается на снег. Его тело сжимается в комок, руки по локоть прячутся между скрюченных ног, голова уходит глубоко в дошку. Он ворочается, как бы стараясь поудобнее устроить своё последнее ложе. Ветер гонит на него хлопья холодного снега. Ещё несколько минут, и Николая прикроет сугроб.

— Встань, Николай, пропадёшь!—кричит властным голосом Геннадий, пытаясь поднять его.

Мы бросаемся на помощь, но Николай отказывается встать. Его ноги беспомощны, руки ослабли, по обмороженному лицу хлещет ветер.

— Пустите... холодно...— шепчет он.

Афанасий, с трудом удерживая в закоченевших

руках топор, подходит к упряжному оленю. Пинком ноги он заставляет животное повернуть к нему голову. Удар обуха приходится по затылку. Олень падает. Афанасий носком топора вспарывает ему живот и, припав к окровавленной туше, запускает замёрзшие руки глубоко в брюшную полость. Лицо

12

Афанасия сразу оживает, теплеют глаза, обветренные губы шевелятся.

— Хо!.. Хорошо, идите грейте руки, пото-л огонь сделаем!— кричит эвенк, прижимаясь лицом к упругой шерсти животного.

А пурга не унимается. Частые раскаты обвалов потрясают стены ущелья. Вскоре Афанасию удаётся зажечь спичку. Вспыхивает береста, и огонь длинным языком скользит по сушняку. Вздрогнула сгустившаяся над нами темнота. Задрожали отброшенные светом тени деревьев. Огонь, разгораясь, с треском обнимает горячим пламенем дрова...

Какое счастье — огонь! Только не торопись! Берегись его прикосновения, если тело замёрзло л кровь плохо пульсирует. Огонь жестоко наказывает тех, кто не умеет пользоваться им. Мы не решаемся протянуть к огню скованные стужей руки, держимся поодаль. Знаем: в такие минуты достаточно глотнуть тёплого воздуха, чтобы вернулась способность сопротивляться. К костру на четвереньках подползает Николай. Он лезет прямо в огонь. Его скулы зарумянились, зашевелились сжатые в кулак пальцы.

Василий Николаевич и Геннадий стаскивают с Николая унты, растирают снегом ноги, руки, лицо. Потом поднимают его и заставляют бегать вокруг костра.

Только через час удаётся нам поставить палатку, наколоть дров, затопить печь. Собаки, хотя и привыкли к холоду, на этот раз не выдержали и попросились на ночь в палатку. Мы долго не мо-