Пионер 1958-06, страница 50

Ничего не сказала па это мать.

В тот день пришли сваты просить Любку па крестьянский хлеб. Мать встретила их приветливо.

Но Любка оборвала мать такими словами:

— Да пропадите вы с вашим крестьянским хлебом! Пусть ваш крестьянин приедет за мною в медной карете да обручится со мною золотым перстнем с дорогими каменьями, ■iTo ,будут сиять, как звезды в небе, тогда пойду за него.

На другую ночь мать опять уснуть не могла.

«Что будет с этой гордячкой?» — думала она.

Вдруг Любка как засмеется во сне.

— Что ж это тебе такое привиделось сегодня, что ты смеялась во сне? — спросила наутро мать.

-— Если хотите,— ответила Любка, почти не глядя на мать,— могу сказать. Приснилось мне, что пришел за мной молодой пап, а у ворот стоит серебряная карета; надел он мне на голову золотой венец, который сиял, как месяц в небе, и когда я венчалась в том венце, уж так все смотрели на меня, уж так завидовали!

Мать ничего не сказала, только заплакала. А Любка отворила окно в сад и стала думать, какие цветы подарит она тому пану, когда он придет к ней.

В тот день пришли сваты просить Любку па хозяйский хлеб.

Мать было обрадовалась, но не тут-то было.

-— Да пропадите вы с вашим хлебом! — закричала Любка.— Пусть этот ваш хозяин приедет за мною в серебряной карете да обвенчается со мною золотым венцом, чтобы сиял тот венец, как месяц в небе, тогда пойду за него.

И в эту ночь не спала мать, совсем она замучилась с гордячкой Любкой. Вдруг Любка как захохочет во сне.

Мать разбудила ее, но Любка па другой бок перевернулась, опять заснула и опять засмеялась; так смеялась она до самого рассвета.

— Ты что ж это хохотала всю ночь? — спрашивает наутро мать.

— Да не хочется мне вам и говорить! А только приснился мне молодой, прекрасный пан, что приехал в золотой карете, и будто принес оп мне золотую фату, что сияла, как солнце в небе, и когда я в этой фате венчаться пошла, все на меня глядели, и все завидовали!

46

Мать только руками всплеснула.

В ту же минуту загремело, застучало что-' то на улице. Любка — к окну. И что же? Перед их домом три кареты, полные разряженных господ,— медная, серебряная и золотая. Из золотой выходит прекрасный молодой пан в зеленом доломане, красных сапогах и белом шлеме.

Все так и горит на нем золотом, серебром и каменьями. Любка даже глаза рукой заслонила.

Молодой пан вышел вперед, остальные гости за ним, и все вошли в дом. Поклонились все вдове и Любке. Мать испугалась, слова у ней с языка не шли. Зато Любка щебетала, как ласточка. Быстро вытерла она фартуком белые лавки вокруг стола и пригласила всех садиться.

— Что панам угодно? — тихо спросила мать.— Пусть паны прикажут.

— Приказывать мы не можем,— ответил главный сват,— мы просить пришли. Растет в вашем саду, матушка, один цветочек, вы и не знаете, какой, вот мы и пришли просить вас разрешить пересадить этот цветочек в наш сад.

— Да ведь я только бедная вдова,— отвечала мать,— бедный и сад у меня. Нет там цветов для таких знатных гостей.

— Есть цветок,— продолжал главный сват.— Это ваша дочка, которую мы за нашего пана просим.

Вдова не знала, что и отвечать: все мысли ее смешались.

— Прошу прощения, но, как велит обычай, позвольте вас спросить: на какой хлеб берете вы мою дочь?

— На какой хлеб! — усмехнулся молодой пан.— Да на какой прикажете: на медный, на серебряный, на золотой... Я Кововлад, хозяин всех шахт.

Вдова никогда не слыхала о таком папе. А Любка и не ждала, пока мать ответит, побежала в сад, собрала самых лучших цветов и подала их Кововладу. И Кововлад подарил ей золотой перстень с дорогими каменьями, золотой венец и золотую фату. Обручились они, и Любка ушла в свою каморку обряжаться.

Не позвала она подружек, чтобы пришли ее провожать и величать, не позвала она соседок, чтобы пришли ее к венцу обряжать. Оделась сама, и когда, наряженная, вошла в комнату, родная мать ее едва узнала, а паны просто окаменели, пораженные ее невиданной красой.

Любка не взглянула на мать, ни одного

\