Пионер 1981-02, страница 21

татарчонок.— Мой дедушка говорит: «Человек— сильный. Овечка — слабая». Если на волю не выпустить, падут овечки.

На корме лежали широкие тесовые сходни. Перегибаясь от тяжести, ребята опустили одну сходню на берег, а другую—на дно баржи. Овцы остановились и перестали реветь.

Но наверх ни одна не пошла.

— Что же это вы? —удивилась Галя.— Сами на свободу просились.

Галя и мальчишки по сходне спустились к стаду.

Здесь было трудно дышать и щипало глаза. Только привычка сельских жителей к запахам животных удержала их среди стада.

— Идите наверх,—уговаривала овец девочка.— Бяшки! Бяшки! Бяшки!

Овца, белая, как облако, шевелила пушистыми ушами, растопыренными в стороны, и

нибудь, а то мы давно человеческих слов не

Баран в дорогой каракулевой шубе качал закрученными в кольца рогами и говорил своим царственным обликом:

— Тяжела ты, шапка Мономаха!

— Что же это делается? Бяшки! Бяшки! Бяшки! —повторяла Галя и пальцами зазывала овец на сходню. Они недоверчиво прислушивались к ней и не двигались.

Как дальше-то быть?

Рядом оказался Галим и сказал:

— У них патриархат. Куда баран, туда и

Татарчонок пробрался к барану, обеими руками взялся за рога, рывком поднял царствующую особу с пола и под испуганное и возмущенное блеяние бараньих поклонниц рывками выволок барана на сходню.

Там баран опомнился, пригнулся и в ярости подбросил на рогах легонькигоГалима.

Галя завизжала от страха.

Но рога, закрученные в кольца, не причинили вреда мальчику. Болтая ногами в воздухе, Галим отлетел в.сторону и, не удержавшись, сел на дно баржи. А огромный баран, обдав Галю кислым запахом и обиженно мотая головой, с громом взбежал по сходне и скрылся.

За ним одна-одинешенька протрусила Саламандра—так Галя прозвала овечку с головой ящерицы—и тоже скрылась.

Остальные овцы не тронулись с места.

Почему?

Галим поднялся с зацементированного пола.

— Как я лете-е-ел! —тянул он, и губы у татарчонка дрожали.—Маленько на тот берег не улетел. Чего они стоят?.. Овечки-то?..

— Не знаю,—разводил руками Василий.

В реве и кашле стада мальчики с надеждой смотрели на Галю, и она увидела, какие они оба маленькие. Материнская жалость объяла ее душу, а мысли девочки были спокойна Галю внимательно смотрела белая ов

ца—та самая, с растопыренными ушами, и в продольных зрачках ее был вопрос:

— Кто ты? Зачем ты с нами?

Девочка достала ломоть хлеба и подала его овце. Та забрала хлеб в темные мягкие губы и принялась жевать с закрытым ртом, как того требуют правила приличия.

— Понравилось угощение?—спросила Галя.— Сколько живу, а вкуснее хлеба не

И зазывными движениями пальцев Галя поманила ее за собой, отступая к выходу. Девочка старалась выглядеть выше, чтобы ее все видели, и отступала она на цыпочках, как балерина на пуантах. Не переставая жевать, овца приближалась и с достоинством поднялась наверх. Была она чистая, ни пятнышка, ни соринки на ней.

Галя едва успела отскочить в сторону, как на выход с ревом и топотом хлынула вся отара и повлекла за собой белую овцу—Белую Предводительницу, как ее нарекла девочка. Овцы—в присохшей грязи и глине, в репьях,

ли, Галима и Василия, и блеяние животных сливалось в обвальный рев:

— А-а-а!..

Галим спросил Галю:

— Они «ура» кричат, что ли?

— У них слова-то такого нет,—рассудил Василий.

В тумане отара пила воду и хрустела тальниками. Около реки овцы виделись большими и мохнатыми, не привычными человеческому глазу существами. Отара напилась и двинулась вслед за Белой Предводительницей. Баран Крутые Рога шествовал в окружении поклонниц, и Саламандра теснилась к нему.

— У них никакой не патриархат,— с гордостью сказала Галя Галиму.—У них самый настоящий матриархат! Все идут за белой овцой. Куда она, туда и они.

Галим проговорил:

— Может, они договорились маленько? Она

— Они не договаривались,— радовался Василий.—Они ни разу не поговорили друг с дружкой!

— А ты все-все видел?—ворчал Галим.—Все-все слышал?

— Не все, конечно.

— Они договорились, когда нас на барже не было!—воспрянул духом Галим.—Долго ли умеючи?

Отара перевалила каменную дамбу со столетними ивами, которые из-за сумерек походили на горы, и мимо мокрых строений, пахнущих жильем, вступила в овраг. Здесь было тепло, как в избе, и мало-помалу небо над оврагом стало проясняться и синеть. На овражном дне отара встретила три слабых родника и один за другим выпила их до дна, как ложками выскребла.

Овраг уперся в полукруглую стену—остатки древнего колодца, что столбом уходил

Ф