Пионер 1987-12, страница 5
ПОВЕСТЬ О ПАВЛИКЕ АНДРЕЕВЕ В канун второго январского воскресенья, заглянув в «красную», Пашка увидел необычную картину: трое студентов и Люсик, стоя на коленях. писали кистями на фанерках и полотнищах огромные печатные буквы. Он сразу догадался, что к чему. Михельсоновцы тоже решили завтра бастовать, почтить память рабочих, расстрелянных девятого января перед Зимним дворцом. Люсик говорила об этом на кружке. — Значит, и вы пойдете, Люсик-джан? — спросил Пашка девушку.— Вместе с рабочими? — А как же, Павлик?! Но вот беда! Красками не успели запастись, а написать хочется побольше. Лавки закрыты. Просто не придумаем, где достать! — Рабочему классу привет! — шутливо салютовал кистью Алеша Столяров. Пашке вспомнился флигель во дворе, откуда Ершиновы вытаскивали царский портрет. У Зер-калова, конечно, есть всякие краски, а именно у него Гдалька иногда подрабатывает, грунтуя холсты. — Павлик, миленький, выручай! — воскликнула Люсик.— Найди Гдальку, я дам денег, сбегайте к художнику. И возвращайся поскорее, время не ждет! Нужно, чтобы к утру флаги и лозунги просохли, а то краска размажется. Зеркалова мальчишки отыскали в ресторане Полякова, и он даже обрадовался трешнице: не хватало на пиво. А где найти краски, Гдалька знал: был в мастерской своим человеком. Через полчаса Пашка явился в столовку с бан- Окончание. Начало в №11. ками красок. Обрадованная Люсик попросила его помочь замазывать кармином начерченные углем на холсте силуэты букв. И трудно передать восторг, с каким мальчишка схватился за кисть и опустился на колени перед разостланной холстиной. Домой вернулся за полночь, но мамка не спала. Ткнулся губами в щеку — за ласку она все прощает! — Ты уж извини, мам! Завтра же демонстрация! — Господи! — вздохнула мать.— Хотя и мы, голутвинские, собираемся... А ты... не ходил бы, сыночек! Вдруг стрелять станут. — Да ты что, мам?! — возмутился Пашка.— Все кузнецы пойдут, а я, как крыса, в нору, да?! — Боюсь за тебя, сынонька! Без крови-то не обойдется! На следующее утро на Калужскую и Серпуховскую площади стали собираться рабочие. Пашка убежал из дома пораньше. Андреич не перечил, смотрел с гордостью. — Однако не шибко ершись, Павел! — наказал он.— Про мать помни! Улицы полны людьми. Во дворах полицейского участка и пожарки покуривают юнкера и жандармы. Звякают о камень приклады винтовок, казачье в заломленных папахах гарцует на сытых жеребцах. У этих вояк коне! на фронт не позабирали, им здесь воевать. Помнишь, Арбуз, Люсик вчера на прощание сказала: «И здесь, Гаврош, тоже фронт!» Калужская площадь запружена толпами, словно в ярмарочный день. Но все спокойны. Накану © |
