Пионер 1988-07, страница 15

варивались, спорили, посмеивались и посвистыва-ли ветры, где низко и важно плыли облака, хвастая друг перед другом пышными обновами.

Глянул вниз — и обмер: олени, да сколько! Совсем близко!..

Пока Севка спустился, несколько оленей подошли совсем уж к домам. Вышла мама, принесла соль, хлебушек.

Большой олень рогач, важно, как бы кивком, разрешил оленихе и молодым олешкам подойти ближе. Выбежали все— рабочая 'Гетюкова, ее трехлетки-близнецы, научный сотрудник Павел Иванович-

Севка подошел к олененку. Олененок стал лизать наждачным, крепким языком Севкину ладонь. Подмаргивал золотым глазом. По тут спустился Пронька и все испортил. Олени, как один, повернулись к нему, будто одного его и ждали. Пронька кого угошал, а кого просто гладил, хлопал по загривку. Он знал особые, какие-то оленьи слова, потому что был сын пастуха.

В этот раз Севка опять спутал счет ступенькам, потому что, уже приближаясь к стеклянному куполу, сквозь иллюминатор увидал в море лодку. Эта лодка вела себя непонятно. Как щепа, она то вращалась вокруг собственной оси в волнах, то обретала направление. Значит, в лодке сидел кто-то, не потерявший надежды добраться до берега.⁴

Батя тут же отправился за этим «кем-то» на моторке. Севка обмирал от неизвестности — а ну, как шпион? Разоружать придется? Драться?

Но батя сидел со скучным лицом — за двадцать-то лет скольких, наверное, он спасал тут, у мыса...

Человек в лодке был с лицом усталым, угнетенный бестолковой болтанкой в море.

Перебравшись в моторку, он долго тряс отцу руку:

— Выручил, друг! Мотор, понимаешь, отказал, а веслом тут не больно-то навертишь... Ну и погнало ветром от берега, а потом, к счастью, обратно...

Оказалось, это метеоролог из дальнего прибрежного поселка.

...Пожил он на маяке с недельку. Все дивился хорошо отлаженному хозяйству. Такое, кажется, безлюдье вокруг, а гляди-ка— сколько всего!.. Семидесятая параллель северной широты. А помидоры свои. В тепличках. Огурцы. Ромашки какие-то не местного рода — глазастые, иуть не подсолнухи. «А воду зачем возите? — спросил у Севки, увидав, как Севка ловко управляется с кобылой Теркой, запряжсшюй в водовозку. Ведь водопровод у вас!»

— Пишем, что наблюдаем. А чего не наблюдаем, не пишем.

Ответ был странный, но логичный.

Севка собирался завести свой вахтенный журнал, чтобы потом показать в интернате. Не всем, конечно: учились в интернате такие же, как Севка, дети геодезистов, оленеводов, охотников, их журналом не удивишь. Только одна Светка Воробьева, хоть и геологова дочка, на севере первый раз. Ей-то и пообещал Сева кусок паруса от древнего корабля викингов, чему она тут же поверила. А уж на тюлений клык и вовсе клюнула. И велела Севке вести вахтенный журнал полярного маяка.

«...Край суровый, земля каменная, неродю-чая». Из летописи XVII века». Такой эпиграф Севка водрузил на первой, титульной странице «амбарной книги», как шутя мама называла большой в дешевом переплете альбом, который специально припас Севка.

— Это ты зря, парень, про «неродючую землю»,— рассуждал Пронька, прочитав эпиграф.— Вольница тут... Корму много. Олешки есть? Горностаи, выдры? Сами к нам ходят, угощение выпрашивают. А с моря тюлени подплывают. И нерпа, бывает, подплывает— и таращится... И чего глядит? Скучно ей, поди...

Ну, хорошо, подумал Севка. Погляжу-ка. что ты там записываешь, да и занесу в свой журнал,— а там батя и самому мне вахту доверит...

Записи были короткие.

«...На запрос инстанции передал: «порядок». Дежурный Панин». «Работал наутофон *, по причине тумана. Закачана вода в баню».

«...Видимость на маяке хорошая. Рабочая 'Гетюкова нарушила порядок: дверь в дизельную, уходя, плохо прикрыла, сюда могли пролезть ее дети, близнецы. Сделано замечание».

Или: «...Без происшествий».

В журнал записывались, понятное дело, метеосводки, все проходящие суда, все переговоры с соседними маяками и многое еще, к чему Севка собирался и свои записи добавить.

И опять он полез на башню. Там, рядом с «солнцем», был как будто другой мир, где перего

• Наутофон — звуковой маяк,