Пионер 1988-08, страница 50
изящном флигеле, корпорый позже стал ио- _ сит млн Кузминских, Толстой устраивал школу для крестьянских детей. должны были обращаться к своему барину), подружились с ним. Лев Николаевич не только показывал им. как читать и считать,— он занимался с ребятами музыкой, гулял с ними по Ясной и вокруг нее, играл (даже в такую замечательную игру, как «мала куча») и советовался, как со взрослыми. Конечно, большинство других учителей Яснополянской школы не могли сравниться с Толстым: в их умы слишком въелось убеждение, что учитель должен вести себя с учеником, как начальник с подчиненным, а не становиться с ним на равную ногу. Поэтому-то в Ясной Поляне переменилось несколько учителей: «одни сами уходили, не имея сил справиться с учениками, а других граф увольнял за грубость», вспоминал Петр Васильевич Морозов, учитель, который свыкся со школой Толстого и проработал до конца ее существования... ак-то, придя в школу на урок русской истории, который вел один из учителей, Лев Николаевич обнаружил, что ребятам скучно слушать о Святославе, о том, что было давным-давно. Было обещано, что учитель будет рассказывать историю «с начала», а Лев Николаевич— «с конца», и вот Комната «под ceoda.hu» 6w.au кабинетом Льва Николаевича долгие годы. Здесь писал он «Войну и мир*. - теперь оп решил рассказать о войне с Наполеоном. Рассказ начался с Александра I, с Французской революции, с завоевания Наполеоном власти... Постепенно дети стали проявлять все большее участие к событиям Когда дело дошло до 12-го года и наполеоновского нашествия, ребята начали переживать вовсю. Сначала они ругали Кутузова и Барклая; при рассказе о Бородинском сражении страшно горевали, но потом решили, что «хоть не наша, да и не ихняя взяла!»; возмущались, когда Наполеон ждал ключей от Москвы; одобрили московский пожар... И вот, наконец, Лев Николаевич подошел к отступлению французов от Москвы: «Как он вышел из Москвы, тут Кутузов погнал его и пошел бить». Но один из учеников поправил рассказчика: «Окарячил его!» Дети при этих словах «застонали от гордого восторга»... Когда же рассказ был окончен, разбежались по домам, «кто обещаясь задать французу, кто укоряя немца, кто повторяя, -как Кутузов его окарячил»... Толстой назвал этот свой урок не историей, а «сказкой, возбуждающей народное чувство». Но может быть, этой «сказкой» писатель проверял,'' верно ли он выбрал тему? Ведь своему решению отказаться от литературы (издание «Ясной Поляны» и ведение дневника .литературным трудом не считались, хотя именно в дневнике «созревали» будущие книги) Толстой следовал очень недолго. Вновь начала двигаться оставленная было работа над кавказской повестью, возник замысел романа о декабристах. Но главный герой этого так и не законченного романа словно подтолкнул автора к новой теме, сказав: «Я того мнения, что сила России не в нас, а в народе». Толстой «затеял» произведение из эпохи 1812 года. И тема — не только «войны», но и «мира» — захватила Толстого. Он становился нее менее учителем, все более писателем. Когда же в дом его вошла молодая жена, Соня, Софья Андреевна, когда родились дети, жизнь в Ясной и вообще переменилась... Лев Толстой писал величайшее свое произведение— роман-эпопею «Война и мир», I ейчас автобусы подъезжают прямо к башням въезда в Ясную Поляну. За три часа экскурсанты должны осмотреть мемориальный дом. прослушать | «лекцию* о творчестве Льва Толстого и месте в этом творчестве Ясной Поляны, пробежать торопливо по дорожкам парков и тропинкам лесных посадок, сфотографироваться на память под «деревом бедных» — старым вязом, что растет у дома Толстых,— и умчаться на изрыгаю-щем бензиновые пары автобусе по пыльному шоссе. Большинству людей, посещающих Ясную, этой стремительной пробежки по заповедным местам достаточно. Но есть и люди, .мечтающие об ином. Как хорошо было бы приехать в какой-нибудь гостеприимный дом в одной из деревень, входящих в кольцо Ясной Поляны, поселиться там надолго, неспешно бродить по местам, которые помнят Толстого, но, главное, приложить руки, умение к делу восстановления и сохранения Ясной Поляны, родины Льва Толстого, без которой мы, может быть, не будем до пристрастия любить его творчество. Елена СЕЛЕЗНЕВА |
