Пионер 1988-09, страница 50

Тут господин Никербокер подошел к Лиззи и сказал:

— Будьте так любезны, мисс. Сообщите же знатокам, чем вы кормите ее в это время суток?

Лиззи прищурила глазки, сложила губки и сказала:

— Это сю-ю-юкрет!

— Но все-таки, мисс, будьте благосклонны к кошководам, вы поможете и мне лично в создании монументального труда «Введение в кошкове-дение».

— Сбитые сливки,— сказала наконец Лиззи,— а на завтрак жареная мышь.

— О боже!— воскликнула графиня.— Да кто же с мышей шкуру-то сдирает?

— Вот он и сдирает,— ответила Лиззи, кивнув в сторону почтенного дворецкого.

В этом самом месте было бы автору и закончить главу, да больно уж она получается куцевата.

— Дубина и дурак,— ругалась Лиззи в подвале на японца.— И еще радуешься. Получил пятьсот долларов и уже на седьмом небе. Надо было торговаться! Можно было взять тыщу!

— Так ведь меня не было,— оправдывался японец.— Вы с Джимом назначили цену.

— Джим — негр, а я растерялась.

— Ладно,— сказал японец.— Это наша первая счастливая сделка, будут и более выгодные. В другой раз продадим кошку за тыщу.

— Не знаю, не знаю,— покачал головою Джим.— Весьма сомневаюсь, уважаемый сэр. Где вы еще возьмете такую Шамайку? Такие кошки рождаются редко. Очень редко, сэр.

— Кто ж ее все-таки купил?

— Богатые люди, сэр. С Пятой авеню. Хозяйку звать графиня.

— Пошли,— сказал японец, вставая.— Пошли поглядим, где живет теперь королевская аналостанка.

Они долго шли по городу и попали в богатый квартал. Стояли, стояли у решетчатой ограды и смотрели на дом с белыми башенками, на освещенные окна. Они все ждали, что кто-нибудь покажется в окне, да только тени мелькали на кружевах занавесок.

— Вон!— закричал Джим.— Вон она!

И они увидели, как мелькнула за оконной кисеей изогнутая кошачья тень. Их маленькая тень.

Глона 25. Новое

правое рваное ухо

Графиня Вронская, которая купила Шамайку, была большая любительница редких животных. В ее роскошном доме жили канарейки, но это были очень и очень особенные канарейки, канареечки с вывертом.

Графиня говорила так:

— Если у меня будут жить золотые рыбки в аквариуме, то это не будут простые золотые рыбки в простом аквариуме. У меня уж и аквариум, и рыбки будут с вывертом.

И она вправду привезла рыбок от китайского императора, который был с вывертом. А выверт заключался в том, что император уже императором не был, но был! И рыбки все были выверчены в разные стороны, и одна из mix фиолетового цвета умела высунуть из воды физиономию и сказать слово «хлопок».

Это было единственное слово, которое она могла

молвить,— «хлопок», но в этом заключался преиз-ряднейший выверт.

И аквариум, конечно, был с вывертом, но тут выверт был в другом.

Этот аквариум делал русский мастер Ваня Ко-ровочкин, который прежде никаких аквариумов не делал.

Жизнь пресна,— говорила графиня.— Все так однообразно и безобразно, что ее просто хочется вывернуть. Без выверта пусть будут только доллары.

Кроме рыбок и канареек, жил у графини сенбернар Стэнли, которого очень трудно было отличить от теленка, который тоже тут жил и убивал каждого зрителя своим бешеным сходством с сенбернаром. Когда они паслись рядышком в саду, и сенбернар жевал петрушку, теленок зверски рычал на прохожих.

Короче, весь дом и все хозяйство графини было с вывертом и вверх дном. В этот вывороченный дом вливал свою струю и сын графини ушастый Виктор.

— Мути! Мути!— вскричал Виктор, вбегая в столовую к утреннему кофею и обращаясь к матери почему-то на немецком языке.— Мути, смотри что!

Из его правого уха хлестала кровь.

— Боже, Виктор! Вас ист дас? Откуда кровь?

— Она, она, кошка с вывертом! Она меня оцарапала!— ревел Виктор, размахивая правым ухом.— Я хотел ее погладить, а она царапается.

Пойми. Виктор, ты только граф, а она королева. У нее аристократическая неприязнь к неуместным ласкам. Эй, люди! Забинтуйте ребенку ухо!

На зов графини вбежали слуги и стали вертеть бинты на голове ребенка.

— Я по-хорошему, по-доброму к ней, а она...— врал Виктор, который дернул Шамайку за хвост.

Скоро Виктор был обинтован так густо, что голова его стала схожа с белокочанной капустой. Виктору обмотка не понравилась, голова его отяжелела, и он то и дело ронял такую голову на стол.

— Мути! Мути! Мне эта обмотка кофий пить мешает.

— Не лезь в другой раз с дурацкими ласками к королевским особам,— отвечала графиня,— У нее природное отвращение к фамильярности.

Глмя 26. Кончина кровожадного теленка

Пока графиня с забинтованным сыном услаждались кофием, который тоже был с вывертом, а именно с чесноком, Шамайка металась по комнате. Катаясь на спине, пыталась она сорвать с шеи голубой бант. Он ее бесил, давил и душил. А разгрызть его не удавалось! В конце концов она так взлохматила его, что бант напоминал голубую рваную пальму.

Да, так уж получилось, что кошку мучил бант, а Виктора бинт.

Бинт и бант должны были снова неминуемо встретиться.

И Виктор после кофию пошел во двор и отвязал сенбернара. Он хотел взять с собою еще кровожадного теленка, но понял, что сенбернара достаточно.

Травоядный Стэнли, виляя огромным задом, поднялся на второй этаж по бархатным коврам.

©