Пионер 1989-05, страница 49
«Здравствуй, «Пионер»! Очень прошу: разыщи моего друга Сережу. Мы с ним не виделись с самого детского сада. С пяти лет! Он уехал, и у .меня даже нет его адреса. Он меня, наверное, уже и не помнит, а я его никогда не забуду. Как мы с ним дружили в детском саду! Я тебя очень прошу. «Пионер», напечатай это письмо и мою детсадовскую фотографию. Вдруг он увидит это, сразу вспомнит меня и откликнется. Оксана, с. Ковалевка». Вот такое пришло письмо. По правде сказать, мы почти привыкли к тому, что некоторые наши читатели считают «Пионер»» всемогущим: и кроссовки якобы выслать может, и адрес «Ласкового мая» дать, и всесоюзный розыск вот теперь еще объявить. Можно только лишь скаламбурить по этому поводу: «Чего только «Пионер» не может! Адрес ансамбля-кочевника дать — не может, кроссовки, пластинки, балетные тапочки и запчасти к сгоревшему утюгу выслать — не может, всесоюзный розыск объявить — увы — тоже не может». И все-таки что-то мешает отложить это письмо в сторону. Снова и снова перечитываю его. ...Ей говорят, что она еще маленькая, а она давно уже выросла. Только взрослый человек способен на поступок, даже если этому человеку десять— двенадцать лет и он пишет с ошибками. Ее письмо— поступок. Поступок маленькой Герды из сказки Андерсена. Я не знаю ни фамилии, ни точного адреса этой девочки. На такие письма мы обычно не отвечаем: куда? кому? Но на это письмо мне почему-то захотелось ответить. Быть может, потому, что есть в нем такая твердая надежда на то, что бывают в жизни поистине фантастические встречи. Говорят, фантазеры— это только в детстве... Я представляю себе тот день. Сначала они дрессировали собаку, того самого рыжего пса, который, как верный стражник, даже на фотографии рядом. И когда наконец у того получалось сальто, пальму дрессировщика-победителя они отдавали друг другу. Потом они увлеченно ваяли из кубиков загон для резинового верблюда и мастерили... даже перечислить все их пластилиново-бумажные чудеса немыслимо. Им никто не мешал, и они никого не замечали, пока воспитательница не взяла их за руки и не усадила — сначала одного, потом другого— перед фотоаппаратом. «Вечно последние»,— проворчала она. Девочке наскоро прицепили розовый бант с белой каемочкой, и вот он, этот миг, навсегда такой: спущенные гольфы, незастегнутые сандалии и далекие глаза. А потом был полдник, и им давали кефир. Они сразились бы с каждым, кто посягнул бы на их дружбу, но сразиться с кефиром — это было для них почти подвигом. Страдания друг друга они понимали без слов. — Хочешь, я выпью твой кефир? — Благородный рыцарь первым выступил на защиту своей дамы. — А я твой! Они менялись кефиром и были счастливы. Это действительно счастье— сознавать, что ты выручил друга. Их история могла быть такой, а могла быть совсем другой. Достоверное, непридуманное — только ее письмо. ...Говорят, фантазеры — это только в детстве. Моя дочь уже ходит в садик. Быть может, и она строит там свои замки. И мне почему-то очень не хочется, чтобы когда-нибудь она сказала: «Фантазеры? Это только в детстве». Вот почему мне захотелось ответить незнакомой девочке. И пусть наша маленькая Герда найдет своего Кая. И пусть мне тоже скажут, что я еще маленькая. Т. ВОЛОШИНА |
