Пионер 1989-06, страница 23

чч

Юлий ДАНИЭЛЬ

БЕГСТВО

ПОВЕСТЬ*

дородной его фигуры, обернулся к секретарю:

— Сие, сударь, есть единственный способ узнать мысли простого народа, ни страхом, ни лестью не измененные.

Швейцар торопливо распахнул массивные двери, пропустил барина и, лишь закрыв за ним, ухмыльнулся: опять барин пошел в немцевом плаще пешком ходить! Бывшему хозяину плаща, немцу Иоганну Штрумпу, наконец-то повезло в России. Уже несколько месяцев жил он здесь, проедая последние деньги, а легких заработков, обещанных земляками, все не было. Шувалов нашел его по объявлению в «Московских ведомостях», где отчаявшийся Штрумп публиковал себя учителем математики и пения, ботаники и фортификации, французского, немецкого, латинского языков и дюжины других наук. Вельможа поручил Штрумпу готовить фейерверки и клеить разбитый фарфор (об этих искусствах также сообщалось в объявлении). Штрумп получил превосходную ливрею, а плащ его Шувалов забрал себе.

И вот Шувалов в штрумповом плаще, жмурясь на солнце, идет по Большой Садовой. На улице людно. Чиновники, крестьяне, солдаты, уличные торговцы — все торопятся в одном направлении: к лавкам, на Щукин двор, навстречу челноками против течения движутся кончившие куплю-продажу,— растопырив локти, оберегают карманы и животы, проплывает бобровый картуз чиновника, вертится бесформенная крестьянская шапка, снуют высокие шляпы разносчиков. Иван Иванович загляделся на одного из них: ловко придерживая лоток у живота, статный парень пронзительным голосом расхваливал свой незамысловатый щепетильный товар:

— А вот, а вот гребни для господ' Товар без износу — гривна без запросу! Зеркала для дам — за двугривенный отдам!

Шувалова сильно толкнули, он резко обернулся; офицер, толкнувший его, равнодушно смотрел куда-то поверх его головы.

— Сударь!

Офицер удивленно оглядел его плащ, картуз и,

наконец, лицо, гневностью своей явно не соответствующее одежде, многозначительно повертел в пальцах трость, не спеша повернулся к Шувалову широкой спиной. Шувалов машинально оглядел себя — понял, ему стало весело, значит, он и в самом деле хорошо переодет: любой офицер может безнаказанно оскорбить мелкую сошку — чиновника, учителя...

Шувалов прошел в лавку, в тесной комнате пахло свежевыделанной кожей; сквозняк шевелил выцветшие эстампы, книги стояли на полках, аккуратными стопами лежали на прилавках, кучами громоздились по углам, о чем-то говорил с хозяином покупатель-мужик, легонько поскрипывала притворенная дверь, со двора доносился приглушенный гул рынка. Шувалов грузно присел на корточки возле груды книжной завали; иногда удается найти что-нибудь интересное, выудил маленькую растрепанную книжонку Брезгливо поморщившись, сдунул пыль и вдруг замер, в неловкой и смешной позе.

— Стало быть, переводов не надо? А на латинском сейчас нет его, Тацита, а вот Ливия не угодно ли? Заодно с Юлием Цезарем, а?

Хозяин явно избегал обращения «ты» или «вы». Шувалов, кряхтя, выпрямился.

— Ливия и Цезаря я возьму, и Плутарха тоже А вот Тацит, как будет, уж попрошу вас — поберегите для меня: я еще две недели проживу здесь, всякий день к вам заходить буду.

Мужик?! Или подобно ему, Шувалову, дворянин переодетый?! Да, но с чего бы другим дворянам машкерадом развлекаться? Нет, мужик! Руки, бережно увязывающие книги, темные, натруженные, ногти обрезаны коротко, одежонка старая, латаная, мужик мужиком¹ Шувалов даже затряс головой от волнения: ежели мужик, то откуда сие⁹¹ Да ведь Ломоносов другой, как знать?!

Странный покупатель между тем расплатился с хозяином, захватил книги под мышку, поклонившись хозяину (по-мужицки кланяется!), прошел мимо оторопевшего Шувалова и скрылся за

21