Пионер 1989-07, страница 41

навоза и конского пота примешивался характерный дух кожи, какой в те времена обивались экипажи и какая шла на сбрую.

Помнится, в конце войны в разгар нашего наступления в Восточной Пруссии я — командир взвода — забежал в каретный сарай богатого прусского помещика, забежал поспешно, хотел посмотреть, можно ли там разместить своих солдат. Мне в нос ударил знакомый и милый с самого детства запах. Я застыл и несколько секунд стоял словно ошалелый...

В бучальском каретном сарае экипажи были менее роскошными, нежели у прусского землевладельца, отсутствовало, например, восьмиместное ландо. Но все же и у нас, в том обшарпанном помещении, находилось много интересного.

Я подошел к той карете, на какой мы только что приехали, убедился, что ее успели тщательно вымыть; бока, рессоры, колеса и фонари по обе стороны козел блестели, прошел мимо другой кареты, более ветхой, осмотрел все три коляски — Большую, Среднюю и Малую.

Далее н глубине стояли один за другим такие экипажи, о которых ныне никто не знает.

Бот дрожки. Это просто длинная, обитая кожей доска на двух осях. На дрожки садились верхом один за другим двое или трое, правил лошадью передний; можно было ездить и одному, но только но нолям и но делам. Какой-то помещик однажды приехал в гости на дрожках, так об этом вспоминали полвека спустя. Ах, это тот, чей отец приехал однажды к таким-то на дрожках! Это было все

равно что в маши дни появиться в театре в майке и в трусах.

Вот шарабан. Мне он был высок, а я все равно вскарабкался наверх. Он был открытый, четырехколесный, на двоих, сидящих рядом. Я спрыгнул, влез в столь же высокую одноколку о двух колесах. Оба экипажа были легкие, на них всю дорогу ехали рысью.

Еще — линейка. Она напоминала дрожки, но куда шире и длиннее. К двум осям прикреплена очень длинная и широкая, обитая кожей доска, на которую ездоки садились в два ряда, спинами друг к другу, по восемь, а если потеснее, то и по десять человек, да еще один влезал на козлы рядом с кучером.

Были и другие экипажи, в том числе старые, разломанные, зачем их берегли — не знаю, тогда ни в утиль, ни в металлолом не сдавали.

Издали я стал наблюдать за кучером Василием. Он царствовал и на конюшне, и в каретном сарае, ему подчинялись два конюха Василий Большой и Василий Маленький. А сам он — в синем кафтане с металлическими пуговицами в два ряда, со светлыми галунами-оторочками на кафтане, в синем картузе с высоким околышем, в смазных, с гармошкой сапогах — разгуливал по проходу между стойлами и придирчиво оглядывал лошадей, особенно тех троих, которые недавно вернулись с дальней дороги. А любил он их нсех, кроме разве бедняги Булозки. Но для него было больным местом сознавать, что у соседних господ и сбруя, и экипажи выглядели наряднее, а самое огорчи

39