Пионер 1989-08, страница 9

ли мужики и, спросив, грамотен ли, повели в дом.

В просторную избу набилось много народу. В красном углу сидел молодой человек с кудрявыми волосами. Он очень быстро что-то рассказывал, суетливо оглядывая лица слушателей:

«...Не след называть его подушным окладом, какой это подушный оклад? Он— тяжелый оклад. Великий князь Павел Петрович про то знает, он вас не забудет, он отцову волю выполнит. Петр Федорович...

Мужики одобрительно зашумели.

— ...Петр Федорович,— повышая голос, продолжал юноша,— крестьян любит, об них думает. Он от мученической смерти ушел, скоро объявится.

— Господин хороший,— сказал один из мужиков, приведших Свешникова,— вот человек говорит, что грамотен. Покажи ему бумагу-то...

Юноша быстро глянул на Свешникова.

— На вот,— сказал он, доставая из кармана завернутый в чистую тряпицу сложенный вчетверо лист,— только здесь половина не по-русски.

Иван развернул бумагу. Это было письмо. Он прочел вслух обращение:

«Милостивый государь, любезный батюшка Петр Федорович! Почтеннейшее письмо ваше минувшего февраля от пятого числа я имел честь получить...»

— Вот видите — императору Петру Федоровичу письмо! — крикнул молодой человек.— Подпись, подпись читай!

«...читав оное многократно с совершенным удовольствием,— пробегал глазами письмо Свешников и отдельные фразы произносил вслух,— непреложный образ добродетелей... я в жизни моей в состоянии буду нести достойно имя сына вашего...»

— Вот! — опять выкрикнул юноша.— «Достойного сына вашего!» — стало быть, все по-отцовски сделает, подпись читай.

— Читай, кто подписался! — зашумели рядом.

Свешников перевернул .тает и прочел:

«Ваш нижайший слуга и всепокорнейпшй сын Павел».

И под восторженный гул, которым мужики встретили имя Павла, Свешников про себя разобрал адрес, писанный по-французски, стоявший ниже подписи: «Тулон, улица Лудильщиков, в доме книготорговца Пьера Дслин, господину Павлу Петровичу Стременцову».

3

— Петиметр! Прелестница! Задница, а не солдат! — Потемкин возвышался над остолбеневшим от ужаса солдатом.— Кафтан узок! К балу солдат готовим!

Кроткое и мирное настроение светлейшего кончилось так же внезапно, как и началось. Непривычное, вынужденное безделье начинало его раздражать, и он как с цепи сорвался, увидев, как при дороге солдаты помогали друг другу привести себя в порядок.

— Пиши! — Он махнул рукой Попову и, глядя в лицо солдат, продиктовал раздельно: — «Завивать, пудриться, плесть косы— солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет». Записал?

Потемкин рывком расстегнул застежки на своей бекеше, скинул ее на руки подскочившему казаку. Тот бережно — любимая одежда светлейшего! — отнес ее в карету.

«На что же пукли? Всяк должен согласиться.

что полезнее голову мыть и чесать, нежели,— он как куклу повернул солдата за плечи, спиной к себе,— нежели отягощать пудрою, салом, мукою...» Кушать сало и муку надо есть, а не на голову,— снова прервал он сам себя.— «Мукою», записал? «...Шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал и готов». Вот, виршами заговорил,— захохотал он и тут же снова нахмурился.— Кто такие?— отрывисто спросил он у оробевшего офицера.

Злодея ищем, ваше сиятельство,— запинаясь, проговорил офицер.

Он узнал Потемкина.

— Какого злодея?

Косясь на солдат и все еще робея, офицер вполголоса объяснил, что ищут некоего человека, который дерзновенно объявил себя наследником Павлом Петровичем и ходит по деревням, склоняет мужиков к возмущению.

«Наследником объявил себя, заморышем курносым, дурак, поди»,— подумал Потемкин и вслух произнес:

— Дурак.

Офицер растерянно умолк.

— Это я не про тебя,— сказал Потемкин.— Впрочем, и ты дурак, сколько у тебя команды?

— Сорок человек, ваше сиятельство.

— Где последний раз самозванца видели?

— В Листвянке.

— Когда?

— Вчера в полдень.

— Карту знаешь? Нарисуй. '

Офицер концом ножен обозначил на земле расположение деревень.

— Ага,— Потемкин помолчал.— Отдели треть людей, пошли их по трое в эти вот деревни, сам с командой стой здесь. Как объявится где злодей, двое пусть караулят или следят, а третий

к тебе, понял? Делай так.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

4

Свешников переночевал в той же избе, где остановился владелец «августейшей» переписки. Утром он остался в избе вдвоем с незнакомцем. Оба молчали, испытующе поглядывая друг на друга, и наконец кудрявый заговорил первым:

— Ты далеко ли путь держишь?

— Нам с тобой не по пути,— ответил Свешников и повернулся лицом к самозванцу.

— Что так?

— А вот что.— Свешников приблизился к нему. Тот слегка попятился.— А вот что: ты зачем все придумал? Письмо-то твое— обман! Чего добиваешься? Зачем мужиков под кнут подводишь?

— Как — обман? — запротестовал было самозванец.

— А так — обман! Я не только по-русски читать умею— понял?

Юноша выпрямился.

— Ну и что? Что ж ты смолчал давеча? Они, может, и сами обману хотят. Они б тебя первого побили, а? А что под кнут они пойдут, так...— Он выругался. Пока я гуляю. Кормят, вином поят, лошадей дают. Всю Россию так пройду, никто не остановит.

— Дурак ты,— брезгливо сказал Иван,— за тобой уже команда выслана.

— Той команде мужичков хватать не перехватать: пока та команда с ними разберется, меня — тю-тю— ищи ветра в поле*

6