Пионер 1989-10, страница 42

сов, который снова начинал обретать подземное зрение и угадывал в Шурочке девичьи приметы.

— Отпусти, не убегу, сказала Шурочка.— Тебя как звать?

— Вася.

— Ты что? Тоже за огурцами?

— Да нет... я так... за брюквой... выведи меня на свет.

Они вылезли на свет, и Вася был совершенно ослеплен тусклыми лучами солнца, которые еле пробивались через крапиву и бурьян. Взор его никак не прояснялся. Ночное зрение не хотело уступать дорогу дневному.

Вася долго махал у носа пальцами, и наконец что-то кривое стало вырисовываться перед ним, и он различил крайне неприятную блондинку, которая, кстати, не показалась ему такой уж неприятной, как кажется автору.

Наоборот, блондинка Шурочка показалась ему более-менее сносной в смысле взора.

— Так ты что ж это?— спросил Вася.— Огурцы любишь?

— Дико люблю! — воскликнула Шурочка.— Соленые. чтоб хрустели.

А помидоры соленые любишь?

Шурочка задумалась, прикидывая что-то в уме, и наконец толкнула Васю кулаком в грудь:

— Уй, ну ты что! Конечно, люблю!

Нет, она определенно нравилась Васе все больше и больше. Когда она говорила об огурцах, глаза у нее загорались. С помидорами такого не случилось, блеска не было, но все равно мелькало в глазах что-то очень осмысленное.

— Да откуда же ты тут взялась? — воскликнул Вася.

— Уй, Васьк, да что же ты говоришь? Я ведь Зинкина дочка.

Вася вздохнул и гулко подумал:

«Во как!»

Глава J, Бильярд по-кармановски

Теплые желтые шары, вырезанные из мамонтовой кости, с номерами на слоновьих боках с грохотом сталкивались между собой, бились о тугие борта, мягко и тяжело катились по зеленому сукну. Изредка они падали в лузы, и вздрагивала тогда сеть, затягивающая лузу, вздувалась, поглощая шар.

Необыкновенно длинный, похожий на черного журавля человек держал в руках кий, тыркал им изредка в шары, приговаривая:

— По три рублика! По три рублика! Два шара форы!

Это разумное предложение не вызывало пока никакого отклика. Зрители жались к стенам. Они явно боялись играть с Журавлем.

По три рублика! По три рублика! приглашал Журавель, и, наконец, к бильярдному столу подошел сутулый и синеносый человек, в котором читатель с интересом и любовью узнал бы гражданина Лошакова.

— По три рублика! сказал ему Журавель.

— Это - неавторитетно! — парировал гражданин Лошаков.

— И два шара форы!

— Это кто тут кому дает фору? — вопросил Лошаков, глядя в потолок.— Это вы мне даете фору, товарищ Журавлев? Так я ее не принимаю. Я предлагаю вам сыграть не на три рубля, а на сто.

Здесь автор должен отметить, что скромный, в сущности, гражданин Лошаков, наевшись, делался нескромным и даже нагловатым. Но сто рублей он действительно в потайном кармане на всякий случай имел. На всякий случай, если отыщет правду. Ему отчего-то казалось, что если правда вдруг найдется, сто рублей никак не помешают.

Черный Журавель между тем неуверенно вертел в воздухе кием. Он опешил. Он явно не ожидал от синеносого гражданина столь делового предложения.

— .Моя фамилия Зябликов,— единственное, что он смог пока ответить гражданину Лошакову.

Принимаешь вызов?

Журавель Зябликов смешался и замялся. Он явно не знал, что делать. Длинными тонкими пальцами перебирал он кий, на котором было написано «Зябликову от Кудасова»,— редчайший, доложу вам, кий, таких киев, подаренных великим бильярдистом Кудасовым, на свете почти нет.

Зрители у стен зашушукались. Журавлю надо было достойно ответить.

— Дайте мне мел! — торжественно сказал Зябликов, и Лошаков парировал:

— Бери!

Журавель Зябликов взял мел и ловко спиралью прокатился мелом по кию, а это означало на кар-мановском бильярдном языке, что вызов принят.

— Стольник! — сказал Лошаков, выхватил из кармана цельную сторублевку, помахал ею перед носом партнера и соперника и сунул деньги в среднюю лузу.— Остальные лузы пусты. Где ваши деньги, товарищ Журавлев?

— Моя фамилия Зябликов, парировал Журавель и стал вынимать из кармана трешки. С грехом пополам их набралось на тридцатку. Тут он полез в глубоко потайные карманы и наскреб еще пару рублей.

— Маловато,- отметил Лошаков.

— Остальное под честное слово.

— Ну это уж нет. Оценим ваши носильные вещи. К примеру, часы. Это будет авторитетно.

Общество, стоящее у стен, оценило часы в тридцатку.

Недостача,— сказал Лошаков,— нужно еще сорок рублей.

— Ставлю кий,— сказал Журавель, засовывая трешки и часы в угловые лузы.— Надеюсь, кий от самого Кудасова что-нибудь стоит?

— Кий — это палка, сказал Лошаков.— Для меня он ничего не стоит. Ладно, играй, длиннорукий, прощаю тебе сорок рублей. Итак, сто против шестидесяти, но с одним условием: на эти сорок рублей мне позволяется хамство.

— Как так?— удивилось общество.

— Очень просто. Я ставлю сто, а он всего шестьдесят. И вот на эти сорок рублей я имею право ему хамить, а он должен разговаривать со мною на «вы» и называть меня «дорогой сэр».

— Но в нашем советском обществе не принято таких слов!

— А мне наплевать, приняты они или не приняты. Сорок рублей недостача, а вы еще толкуете? Сто против шестидесяти и хамство против «дорогого сэра»! Принимаешь вызов или нет?

Черный Зябликов побледнел, бильярдная гордость пронзила его, выпрямился с хрустом позвоночник.

— Ладно, вызов принят. Но поскольку игра еще не началась, я скажу, что вы хам, дорогой сэр! Я разбиваю!

— Валяй, дубина,— согласился Лошаков.

40