Пионер 1990-08, страница 12Я взял папу за руку и повел в свою комнату. Так однажды я вел первоклассника, заблудившегося в новостройках. Трудно нарисовать медведя Я шел по двору из магазина, когда вдруг кто-то сзади на меня наскочил и закрыл ладонями глаза. — Петька? — спросил я. — Нет, не Петька. А ты только о своем Петьке и думаешь. Я обернулся и увидел Олю. — Да нет,— смутился я,— с Петькой мы договаривались... Я решил... — Ладно, ладно, не оправдывайся. — А что это у тебя? Прическа какая-то новая. — Я подстриглась. Нравится? Волосы у Оли стали совсем короткими, и теперь она походила на мальчишку. — Нравится,— сказал я.— А ты куда? — Я тебе звонила. А сейчас специально вышла, чтоб тебя встретить. Прямо не знаю, что делать. — А что такое? — Ты мою подружку Катю Чупрову знаешь? — Ну, знаю немного. — Так вот, она заболела, лежит, температура — сорок, горит вся. А бабка ее в деревню на два дня уехала. Одна лежит, бедненькая. — А где ж родителй-то? — Ты разве не слышал? Отец в тюрьме, а мать с другим давно живет. У нее только бабка. — Так посиди с ней. — Вот, я про то и говорю, что надо посидеть с больным человеком. Но у меня родители надумали в театр пойти, а на меня Наташку оставили. Ну,, как я уйду? — Так ты чего, хочешь, чтоб я с Наташкой посидел? — Умничка. Все сразу понял. Да ты не бойся, она уже большая, ей почти три. Большая Наташка сидела на полу в прихожей и орала что есть мочи. — Вот видишь,— сказала Оля.— Не может и минутку одна побыть. А вообще-то она у нас девочка спокойная, ты не думай.— И, схватив Наташку на руки, понесла в комнату.— Ну, что ты орешь? Ты лучше посмотри, кто к нам пришел. Андрюша пришел. Знаешь, как Андрюша хорошо рисует? Сейчас он тебе верблюда нарисует. Где наши карандашики? — Не хочу верблюда,— сказала Наташка.— Хочу зайца. — Он тебе и зайца нарисует, и бегемота. Оля усадила Наташку за маленький столик, достала карандаши и альбом. — Оль, да я в зайцах не силен. Я ей лучше гранатомет нарисую. Или машину. — Нет, зайца,— сказала Наташка и сбросила карандаши на пол. — Будет, будет тебе заяц. Не пищи,— сказала Оля, а я полез собирать карандаши.— Ну, детки, рисуйте, не скучайте. Я побежала. Андрей, горшок под кроватью. — Какой горшок? — Ну, если она запросится, посадишь на горшок. Неужели не понятно? Все. Я ушла. С зайцем я кое-как справился. Уши, во всяком случае, получились. Потом я нарисовал слона, жирафа и утку, а Наташка раскрасила их в красный цвет. — А 1 терь давай нарисуем пикирующий бом бардировщик,— предложил я. — Нет, трех медведей. Маленького мишутку, папу медведя и маму медведицу. — Да ты что! Мне такую картину не осилить. — Нет, осилить. Рисуй. Спорить было бесполезно, и я принялся за медведей. Но медведь — это не жираф и не утка. И, как я ни бился, выходило у меня нечто странное. — Я тебя медведя просила, а ты свинью нарисовал,— заскулила Наташка. — Да какая же это свинья? — оправдывался я.— Разве у свиньи такая шерсть бывает? Но аргументы на Наташку не подействовали. Рот у нее вдруг скривился, из глаз покатились крупные слезы, и она зашлась таким громким криком, что мне не по себе стало. — Ну, не реви, не реви. Ну, что ты ревешь? Ты, наверное, это ... на горшок хочешь. — Ма-ма! — кричала Наташка.— Где мама-а-а! — А давай я тебя покатаю,— предложил я.— Ну-ка, забирайся. Я посадил Наташку на плечи и забегал по комнате. На третьем круге она успокоилась и притихла. На шестом я выдохся, подошел к окну и вдруг увидел Петю. Он медленно ехал по двору на велосипеде, дергая руль и пытаясь встать на заднее колесо. Сняв Наташку, я вскочил на подоконник и закричал: — Петя! Постой, не уезжай! Петя подъехал под окно и, разглядев меня, крикнул:X ш |