Пионер 1990-11, страница 49

31/Г^ связи

>

«Здравствуй, «Пионер»! Прошу помочь мне. Все чаще стала за собой замечать, что мне доставляет удовольствие мое хамство. Мне нравится выводить кого-нибудь из себя, ставить в дурацкое положение, заставить плакать. Я много раз спрашивала себя: за что я так всех невзлюбила? И это говорит первая ученица с примерным поведением! Ведь в детстве я была доброй, плакала от жалости к бездомнылГ собакам. А сейчас? В школе дня не пройдет, чтобы я не отловила какого-нибудь ела-быта и не треснула так, чтоб завыл. Хотя в своем классе меня называют Ольгуней, там я тише воды.

Помогите, посоветуйте, что делать, ведь я одна со своей «эпидемией» не справлюсь.

Ольга, 7-й класс, г. Павлоград».

На конверте вместо улицы, дома или номера школы отписано: «Не хочу неприятностей». Вот и весь адрес. Значит, боится неприятностей... и сама себя боится — на какие еще подвиги потянет'' На какое бармалейство, какую жестокость?

Не хочется думать, что в Олиной школе уже вовсю расцвела «дедовщина», о которой теперь так много говорят, и там у них малышам-сла-бышам вообще проходу нет. Раз будущий «дед» Олыуня в одиночку

совершает свои маленькие расправы, то, может быть, не вошло у них там еще в обычай «бей слабого, да так, чтоб завыл!..». Кроме того, хамить в одиночку скучно, и сдачу скорее получишь. Потому мы отчасти избавим Ольгуню от скуки и напечатаем еще одно письмо:

«Дорогая редакция! Пишу письмо, потому что не могу молчать, нужно кому-то высказаться. Я решила — вам. Мне 12 лет. Учителям приходится со мной воевать. Просто уму непостижимо, до чего они докатились. Почти каждый педсовет посвящен нам — мне и моей названой «сеструхе» Оксане. Ну и что, у нас компания. мотаемся на мотоциклах, ну и выпивки иногда. Нас псе смертельно боятся. В драке нам равных нет. Знают: если что, можем и «случайно» зацепить... на хорошей скорости, слегка так.

Наши парни у нас под пятой, не перечат, потому что можем их обложить словесно да еще наподдать, мы с Оксаной их сильнее. Можем подкинуть им хитрые записки, тгоб из-за нас передрались. Потом наблюдаем, кто кого.

Просто уму непостижимо, в чем нас все обвиняют. Даже не наших парней, а меня с «сеструхой». будто мы хотим развести и школе какую-то «дедовщину», запугиваем всех. Какая там «дедовщина»? Иуд-то вы не знаете, что у нас сейчас происходит везде. Кто злее, ■гот и прав.

Но недавно произошел дикий случай, можно сказать, осечка. Мы катались в темноте по улицам, и на дорогу выскочил один наш третьеклашка, фамилия Николаев. Наше правило — никогда не свора-чивать, рулем не вилять. Мой парень все же пытался его объехать, по мы видели, что зацепили его немного, он упал. Квартала через два наши парни стали канючить, что надо пер путь с я и посмотреть, что с Николаевым. Для острастки

мы слегка побили наших водил и уговорили ехать домой.

Наутро приходим н школу — нас все окружают, настоящий бунт. Оказалось, наши парни уже все растрепали, заявили, что готовы на всякое наказание. Они ночью бегали узнавать, что с Николаевым. Сам Николаев оказался ж ин-здоров, немного ушибся, когда отлетел от мотоцикла, ну и сильно напугался. Что нам будет, мы еще не знаем, но вея школа от нас отвернулась, на парте написали мелом: «Люди последнего сорта». Это после того, как мы были главнее всех! Хороши же и наши парни — сказали, что, мол, все, финал. Больше мы им не подруги. Написали мы не потому, что совсем раскаялись. «Сеструха», та вообще была против письма, мол, мне нужна слава на весь народ, мало того, что есть. Но, может, если напечатаете, хоть кто-нибудь станет нас меньше ненавидеть, a Tit неизвестно, как жить.

Света, Оксана».

Может быть, Ольгуне, да и многим покажется, что между ее письмом и этим, вторым, маловато общего. Ольгуне. конечно, далеко еще до такой компании (кстати, есть в почте истории покруче). Но, хотите верьте, хотите нет. вот какое дело: «.дед» Ольгуня кажется мне куда пострашнее Светы с «сеструхой»! Опросите, почему? Что получится из Ольгуни, конечно, еще неизвестно. Зато уже хорошо известно, что получилось у Светы с подругой: все теперь против них. Всеобщий бунт. И хотя им «неизвестно, как жить», все кончится справедливо и хорошо, и им не дадут больше распоясаться. А это такой редкий случай! На сотню ткем один! Не умеют или боятся отпор давать?

Осмелеет Ольгуня, оперится, обзаведется «сеструхами» и «рабами»... и снова дрогнут малые, слабые и молчаливые остальные? Вот когда настанет минута, когда неизвестно, как жить.

А. БЕЗБОРОДОВА

■х о

CD UJ

3 <

»-

<ш

ш *

Г