Техника - молодёжи 1937-11-12, страница 13
Советский народ выдвигает кандидатами в депутаты Верховного Совета СССР лучших людей страны. Среди них люди самых различных профессий. Знатные люди производства и колхозных полей, герои-летчики, ученые, артисты, отважные полярные исследователи, военные работники становятся избранниками своего народа. Собрания колхозников сельскохозяйственных артелей .Тверца", „Дружный труд , рабочих и служащих совхоза ,8 марта" Будовского сельсовета Новоторжского района, колхозников колхозов „Красный Октябрь", .Красный холмец", „Верный путь", „Звезда• Краснохолмского сельсовета Луковниковского района выдвинули кандидатом в депутаты Совета Союза академика Василия Робертовича Вильямса. Академик Вильяме дал согласие баллотироваться в депутаты Совета Союза Верховного Совета СССР по Новоторжскому избирательному округу. Ниже мы помещаем статью, в которой Василий Робертович Вильяме рассказывает о своей творческой жизни. Мы видим, как тяжело было работать ученым в железных тисках самодержавия и каким радостным и плодотворным стал научный труд в нашей стране в эпоху Сталинской Конституции. Год рождения — 1863, второй год после освобождения крестьян. С крепостным правом у меня старые счеты: мать моя была крепостная девушка-крестьян-ка. Отец — американец, инженер путей сообщения, приехавший в Россию в 1854 г. Болезнь и смерть отца ставят многочисленную семью в безвыходное положение. Начинается жестокая борьба матери за существование детей, за их право на образование. В 1879 г. мне удается попасть в реальное училище К. К. Мазинча. В последних классах реального я стал давать частные уроки. То же продолжалось после поступления в Петровскую академию (нынешнюю Тимирязевку). На весьма эфемерные заработки приходилось содержать всю семью в восемь человек. От этих лет в памяти остались нужда, ежедневный в течение двух лет путь пешком с Остоженки в Петровско-Разу-мовское, весьма скудное довольствие, состоявшее из двух фунтов черного хлеба и чая, занятия при свете уличного фонаря. Сознательной жизнью я начал жить уже после так называемой эпохи «великих реформ» Александра II. Я помню безвременье 80-х годов, когда рассеивались иллюзии реформ царя-«освободите-ля». Это чувствовалось и в обществе, и в семье, и особенно в школе, в академической среде. 80-е и 90-е годы достаточно описаны. У меня остался привкус того времени, лишенного всякого революционного ро- Тогда среди учащейся молодежи был слишком распространен тип «самодействующего» студента — со впалой грудью, со сгорбленной спиной, с неопределенной печалью в глазах, тип «полународника» 80-х годов. Меня и ближайших моих товарищей выручал избыток непосредственности и здоровья, а также сознание, что мы крепко ухватились за учебу и не упустим ее. Я очень рано не взлюбил ограниченность русской земской и тем более правительственной агрономии, с ее проповедничеством, оторванностью от живой жизни, от действительных революционных приемов агрономии. ПозДнее я понял, что причина моей антипатии и недоверия к старой агрономии, при всей ее крестьянской народнической фразеологии, крылась в ее классовой сущности, в тех помещичьих или кулацких интересах, за которые она выступала и ратовала. Боль"ше всего меня привлекали химия и почвоведение, В Петровской академии, будучи еще студентом и ассистентом проф. А. А. Фадеева, я организовал лабораторию и заведывал опытным полем. Так началась моя научная работа пятьдесят два года назад. Во время трехлетней научной командировки я изучаю микробиологию в институте Пастера в Париже, слушаю лекции крупнейшего химика-почвоведа того времени Теберила Шлезинга-отца, в Мюнхене работаю в лаборатории проф. Вольни над методикой анализа опытов, слушаю у него курс общего земледелия и луговодства, а курс химии — у проф. С'оклета. Во Франции и Германии я внимательно присматривался к земледелию, к состоянию сельского крестьянства. Пешком исходил я главные земледельческие районы Франции и ряд областей Германии, ознакомился с передовыми для того времени практическими приемами земледелия. За границей я тщательно следил за развитием почвоведения в России и познакомил Вольни и его коллектив с исключительно яркими идеями профессоров Докучаева и Костачева о почве и почвоведении. В 1881 г., по возвращении из заграничной командировки, впервые начинаю читать лекции в Петровской академии по курсу общего земледелия и одновременно с увлечением приступаю к окончательной разработке своего метода анализа почв, теорети- j чески обоснованного в лаборатории . проф. Вольни. За эту трудоемкую рабо- I ту меня побудили взяться несовершен- | ство и неточность существовавших в то ; время методов механического анализа (| почв, дававших маловероятную картину ; физических свойств почвы. Исследование по механическому анали- | зу почв было темой моей магистерской ' диссертации. На торжественном заседа- ' нии совета Петровской академии мне было присуждено звание магистра сель- , скохозяйственных наук. Еще не смолк- ' ли приветственные аплодисменты, как '! директор академии Захаров предложил : всем присутствующим встать и произнес роковые для «Петровки» слова: «По вы- 11 сочайшему повелению объявляю Петров- ] скую земледельческую и лесную акаде- 'I мию закрытой...» Прозвучало это неожиданно, но не со-всем. Были послеголодные годы. Крестьянство волновалось, и волнения на-шли сильный отклик среди студенчества, особенно высших сельскохозяйственных || школ. Царское правительство, напуган- \\ ное настроениями послеголодных лет, > разрешило вопрос просто: свернуть выс- |i шую сельскохозяйственную школу. «Петровка» была закрыта в 1893 г. В 1894 г. чуть-чуть повеяло «весной». ! Министр земледелия Ермолов, игравший J в либерализм," подает на «высочайшее» к! рассмотрение докладную записку об орга- |Р низации на месте бывшей Петровской >:| академии Московского сельскохозяйст- п венного института. Проект утверждается, j Меня назначают заведывать кафедрой | почвоведения и общего земледелия пе-реименованного института, Организацией кафедры, работой на ;
