Техника - молодёжи 1939-01, страница 51

против Турции, от которых Екатерину отвлекли крестьянские восстания, возглавленные Пугачевым. В 1787 г. началась вторая война с Турцией, тянувшаяся несколько лет, а в 1792 г. — вторая война с Польшей.

Суворов удивлял своих военных противников смелостью и быстротой маневра н необычайной энергией удара. Во время войны с турками, в сражении на Кинбурнской косе, Суворов показал образец военной выдержки и хладнокровия при защите крепости от высадившегося десанта. Защита не ограничилась простым отсйживанием в крепости, а в решительный момент перешла в стремительную контратаку и закончилась полным истреблением противника. При осаде Туртукая Суворов проявил себя прекрасным военным психологом. Тщательно подготовленный штурм был совершен ночью, причем Суворов начал его в самый неожиданный для неприятеля момент, мгновенно приняв это решение 'после второстепенной схватки с турец-. ким отрядом.

Одним из самых изумительных подвигов Суворова был штурм турецкой крепости Измаил. Этот подвиг, казалось, противоречил здравому смыслу. Неприступная, могущественная крепость, S которой находилось 42 тыс. прекрасно вооруженных и отчаянно бившихся турок, была взята русскими, у которых было всего 28 тыс. человек...

Всю жизнь Суворов побеждал своих врагов в открытом бою и всю жизнь терпел поражения «на паркете», среди придворной челяди, сановников и фаворитов. Правители дворянско-монархиче-ской России смотрели на Суворова только как на послушного выполнителя их военных планов. Правда, Суворов пытался закрывать глаза на политические цели тех войн, которые он вел. Он любил повторять: «Я только военный человек и иных дарований чужд». Однако объективно он был орудием завоевательной политики русского монархизма XVIII в. Вместе с тем по всему складу своего характера, по своему природному демократизму знаменитый полководец был чужд «высшему свету». Как только проходила военная гроза, о Суворове забывали. После взятия Измаила Суворов позволил себе несколько независимых фраз в разговоре с могущественным екатерининским фаворитом Потемкиным. Эта независимость дорогб обошлась полководцу— Суворов остался без награды, вся честь кампании была приписана Потемкину. Суворова постарались «упрятать подальше», дав ему третьестепенное поручение в Финляндии.

Чем же объясняются эти потрясавшие весь мир победы Суворова? Конечно, дело было не в пресловутом «военном счастье», на которое любили ссылаться многие завистники полководца.

С легкой руки некоторых иностранных историков получил распространение взгляд на Суворова как на «кулачного бойца», который лезет в драку, не считаясь с правилами боя. Этот взгляд глубоко ошибочен. Суворов был крупнейшим военным реформатором, создавшим свою тактику, свою школу, во многом сходную с наполеоновской и в то же время проникнутую глубоко национальным, русским духом. Вопреки принятой до него «кордонной системе», при которой наступающие растягивались, стремясь оббйти противника, а обороняющиеся также растягивались, стремясь упереться флангами в трудцо доступные естественные преграды, , Суворов ввел метод сокрушения, метод сосредоточенного мощного удара, ставя главной целью уничтожение жи;ых сил противника. В своих солдатах Суворов прежде нсего старался воспитать огромную нравственную выдержку, Волевые наступа

68

тельные навыки, инициативу, решительность и быстроту действий. Суворов не терпел «немогузнайства», колебаний, сомнений. Слова «не могу знать», так же как и «ретироваться» и «назад», были вычеркнуты из его лексикона. Известен эпизод, когда во время сражения на Треббии дрогнувшие солдаты побежал» было назад. Суворов вмешался в их ряды и побежал вместе с ними с криком: «Молодцы, заманивай их, заманивай шибче!», а затем резким «Стой!» остановил бежавших и повернул их лицом к наседавшим французам.

Суворов оставил после себя десятки боевых афоризмов, которые благодаря своей лаконичности сделались пословицами и как нельзя лучше определяют характер его военного гения: «Никакой баталии выиграть в кабинете не можно», «Бей противника тем, чего у него нет», «Тяжело в ученье — легко в походе», «Испуган — наполовину побежден»... Вспоминая Суворова, часто приводят еще одну его знаменитую фразу: «Пуля — дура, штык — молодец». Действительно, Суворов придавал громадное значение сокрушающему штыковому удару, но было бы глубоко ошибочно думать, что он недооценивал военную технику. В своем «военном катехизисе» Суворов дает целый ряд правил о пользовании огнестрельным оружием: «Береги пулю на три дня, а иногда на целую кампанию, когда негде взять», «Пуля бьет в полчеловека, стреляй редко, да метко». «Береги пулю в дуле», «Много наскочат — отскочи шаг, ударь одного, коли другого, стреляй третьего,—последние твои».

Учение Суворова было построено на стройном сочетании огня и штыкового удара. И если он все же часто отдавал предпочтение штыку, то это было вполне объяснимо и оправдано не только тем, что штыкойой удар больше всего отвечал энергичному, мужественному характеру русских бойцов и соответствовал установке «бить врага тем. чего у него нет». Это было оправдано также и тем, что пуля в те времена, полтораста лет назад, действительно частенько бывала «дурой». Из ружей, которыми были снабжены русские войска, можно было делать всего два-три выстрела в минуту. Почти полминуты уходило на то, чтобы перезарядить ружье, забить в него шомполом заряд и пулю, насыпать на полку порох и т. д. За это время враг мог набежать вплотную. Сама форма ружья затрудняла правильность прицела. так как ложе было прямым продолжением ствола. Такие ружья были очень красивы на парадах, но мало действенны в бою. Наконец, ружья того времени были гладкоствольными, из них можно было поражать врага не дальше как на 200—250 шагов и то без ручательства за точность попадания.

Артиллерия того времени также отнюдь не походила на мощные орудия наших дней. Гладкоствольные пушки и гаубицы во второй половине XVIII в. стреляли всего на 300—400 и картечью и не более как на 1 км ядрами. Пушки, так же как и ружья, заряжались со ствола, и скорострельность их была очень низка. Мало того, эти орудия были опасны не только противнику, но и своим — их стволы часто разрывались. Готовясь к защите Кинбурнской косы, Суворов велел испытать береговую артиллерию—из 37 пушек 9 разорвались при первом же выстреле...

И все же Суворов придавал большое значение артиллерийскому огню и в том же «военном катехизисе» поучал: «Артиллеристам быть приученными к скорострельной стрельбе, но в действии сие служит только для проворного заряжания. На неприятеля пальбу производить весьма цельно и не понапрасну, дабы зарядов всегда много оставалось».

Толевые и целеустремленные действия русских артиллеристов во время аойиы с Польшей и с турками, во время штурма Измаила и особенно в знаменито* сражении на реке Рымне показали, что «чение Суворова не прошло даром.

Суворов отнюдь не был «генералом без диуйозиции», как пытались его иногда пгфставить. Для своего времени Суво-Рив был высоко развит и образован. Он зи&рошо знал математику, историю, гео-#5>афию, владел многими европейскими "языками, глубоко изучил военное дело. Свои блестящие победы Суворов одерживал с солдатами, которые до этою проходили у него такую многолетнюю школу бесстрашия и военных навыков, что им оставалось «только лишь не забывать выученного».

Перед штурмом Измаила в поле был сооружен вал — точная копия измаильского, и войска по ночам упражнялись на нем, проходя последовательно стадии штурма. Готовясь к боям, Суворов заставлял своих солдат совершать походы и маневры в естественной обстановке, какая ждала их в сражении. Перед сражением Суворов составлял оригинальные и глубоко задуманные планы, издавал короткие, но точные и деловитые приказы и диспозиции, которые определяли. однако, только главное в предстояще^ операции. «А подробности,— как : гласила его замечательная диспозиция перед Туртукаем. — зависят от обстоятельств, разума и искусства, храбрости и твердости гг. командую-

Наконец, и это главное, мощь Суворова объяснялась его патриотизмом, его народностью, его демократической простотой в обращении с солдатами.

В Суворове никогда не было дворянской спесивости и высокомерия. Вне <;троя он не делал различия в своем обращении с офицерами и рядовыми. Он любила и уважал солдат и требовал такого же уважения к ним со стороны командиров. Суворов отпрредя.г о «»• уптвахту тех офицеров, у которых ^«Va^J стях оказывалось больше одного процента больных. И солдаты платили своему фельдмаршалу такой же любовью м-уважением.

В ореоле мировой славы возвращался Суворов в Россию после итальянских и швейцарских походов. Но на родине, куда весной 1800 г. вернулся семидесятилетний фельдмаршал, его по дороге в Петербург ждало новое и на этот раз последнее испытание. Придравшись к тому, что Суворов нарушил один из пунктов высочайшего устава, а именно — имел при штабе, по старому обычаю, дежурного генерала, Павел объ^ил вы-|« говор Суворову и послал ему с^7?Ттсг--' вующий рескрипт. Намечавшаяся торжественная встреча фельдмаршала бота отменена. Суворову был даже запрещен доступ во дворец императора.

Это нанесло Суворову смертельный удар и сразу подорвало здоровье, расшатанное тяжелой боевой жизнью. Последняя опала длилась недолго —6 мая 1800 г. Суворова не стало.

Похороны Суворова, на которых Павел даже не счел нужным присутство- i вать, превратились в грандиозную де- : монстрацию. Провожать полководца вы- i шел весь Петербург, если не считать некоторых сановников и придворных. Это была демонстрация любви и признательности народа к великому герою, вопреки воле царя и сановников. Это был»^ еще одна и последняя победа Суворов над тупыми и ограниченными правителе ми великой страны, победа того, ктов-^ жизнь учил беззаветно любить родинг «наипаче всего беречь русского солД' чудо-богатыря, орла, храбрейшего ( I