Техника - молодёжи 1947-09, страница 16

спутников цинка в естественных рудах. Так как он получил в отдельности только несколько долей от сотой части грамма нового элемента, то вначале он мог указать лишь немногие соединения, в которые тот вступал. Первое, что ему удалось сообщить, — это то, что окись нового элемента осаждается из солей углебаритовой солью. Точно так же вел себя алюминий.

Менделеев внимательно следил за международной химической литературой. Протоколы Парижской академии наук, где были упомянуты первые признаки сходства нового элемента с алюминием (Лекок де Буабодран назвал новый элемент галлием —• в честь своей родины *), не ускользнули от внимания Менделеева. Сухие строки этих протоколов были для него вестником новой огромной радости. У него не было никаких сомнений и колебаний об оценке открытия де Вуа-бодрана. Галлий не мог быть ничем иным, кроме как эка-алюминием.

Если вы захотите когда-нибудь просмотреть протоколы заседаний Русского химического общества, а они есть в каждой старой университетской библиотеке, то вы -найдете под датой 6 ноября 1875 года такую запись:

«20. Д. Менделеев обратил внимание на то, что элемент, открытый недавно Лекок де Буабодраном и названный им галлием, как по способу открытия (спектром от искр), так и по свойствам, до сих пор наблюдаемым, совпадает с долженствующим существовать экаалюминием, свойства которого указаны четыре года тому назад и выведены Менделеевым на основании периодического закона. Если галлий тождественен с экаалюминием, то он будет иметь атомный вес 68, плотность 5,9...»

Предсказания продолжались. Это походило на волшебство, а на самом деле было победой разума, торжеством научной теории. Менделеев не ограничился своим выступлением в Русском физическом обществе. Он направил в Парижскую академию письмо, в котором напоминал о поставленных им несколько лет назад и подтвержденных в новом протоколе Русского химическсго общества условиях Великого Опыта.

Опыт развивался. Когда его неожиданный участник — французский химик — получил в руки уже Vis грамма галлия и смог определить его удельный вес, полученная им цифра не сошлась с менделеевской, названной по данным таблицы. Менделеев назвал 5,9, Лекок де Буабодран получил 4,7.

Менделеев, теоретик, — из Петербурга — настаивал на том, что экспериментатор сделал ошибку в своих определениях.

Лекок де Буабодран — в Париже — стоял на своем.

Весь ученый мир следил за своеобразным турниром, происходившим между Петербургом и Парижем.

И Менделеев оказался прав. Более точные измерения подтвердили правильность его цифры. Это было международным триумфом периодической системы. Но на этом опыт еще не кончился.

В далекой Скандинавии почти одновременно Нильсон и Клеве нашли в редком минерале гадолините тот самый элемент, который под именем «экабора» был описан Менделеевым на «пустой» восемнадцатой клетке его таблицы. Вслед за рутением, «который был назван в честь России-, галлием, названнЫхМ в честь Франции, «экабор» в честь Скандинавии получил название скандия.

И, наконец, последний из описанных Менделеевым неизвестных элементов — экакремний — был обнаружен Вннкле-ром в серебряном минерале из рудников Химмельсфюрста и был назван «германием».

Вскоре после этого, подготовляя к печати одно из очередных переизданий своего прославленного курса «Основы хи« мии», Менделеев писал:

«Признавая путь опыта единственно верным, я сам проверял, что мог, и дал в руки всем возможность проверять или отвергать закон... По моему... мнению следовало новую точку опоры, представляемую периодическим законом, или утвердить, или отвергнуть, а опыт ее везде оправдан, где ни прилагалось к тому усилия».

«Писавший в 1871 году, — продолжал он,— статью о приложении периодического закона к определению свойств еЩе не открытых элементов, я не думал, что доживу до оправдания этого следствия периодического закона, но действительность ответила иначе. Описаны были мною три элемента... и не прошло 20 лет, как я имел уже величайшую радость видеть все три открытыми и получившими свои имена от тех стран, где найдены tpедкие минералы, их содержащие, и где сделано их открытие: галлия, скандия и германия. Л. де Буабодрана, Нильсона и Винклера, их открывших, я, со своей стороны, считаю истинными укрепителями периодического закона».

Великий Опыт окончился. Незыблемо в веках утвердилась менделеевская система элементов, навсегда прославившая имя своего творца.

Но опыты продолжались, Разгадка тайны самой периодической системы должаа была привести исследователей к разоблачению секретов строения атома. Развитие науки в этом направлении обещает грандиозно увеличить могущество созидательного гения человечества. То медленнее, то быстрее, но непрерывно и последовательно разматывалась бесконечная нить познания. Она крепла, она превращалась в стальную цепь знания. И цепь вытягивалась звено за звеном...

В этой бесконечной цепи часто приходится заменять более надежными отдельные звенья, сделанные наспех, из непрочных исходных материалов. История науки хранит память о многих теориях к многих гипотезах, которые сыграли свою полезную вспомогательную роль катализаторов эксперимента, были опровергнуты опытом, или дополнены, или изменены, — во всяком случае уступили место более точным представлениям о действительности. И в то же время наука знает мало примеров такого блистательного, победоносного взлета на крыльях опыта, какой испытал на протяжении десятилетий установленный Менделеевым периодический закон.

Опубликованная им система элементов будила новые, жгучие вопросы. Система открывала родство между собою всех химических элементов,^охватываемых несколькими периодами. (На чем это сходство основывалось? Это оставалось загадкой. Один естествоиспытатель сравнил даже периодический закон Менделеева с «обелиском, покрытым непонятными письменами». Расшифровку этих письмен — новую грандиозную задачу—девятнадцатый век оставил в наследство двадцатому

•П-М» Z Tt-M»

_Мв-8$ f"¹™ U-19S

XSS

и-t

V

С**»*»*

5:5 ri?

TEt»*⁵® _os

t Г а л л и я — старое латинское название Франции.

Для разладки этой тайны нужно было открыть строение атома и выяснить отличия в строении атомов разных элементов. Чтобы подойти к выполнению этой исторической миссии, завещанной Менделеевым, науке пришлось совершить много труднейших переходов, на первый взгляд, казалось бы, по очень окольным путям. Но это только так казалось.

Нужно было прежде всего, чтобы французский физик Анрн Беккерель обратил внимание на удивительным образом зачерненную фотопластинку, пролежавшую некоторое время в шкафу рядом с кусочком одного из соединений урана.

Беккерель искал одно, а нашел другое. Он собирался изу чать действие рентгеновских лучей, а нашел им соперника — мощное излучение неизвестной природы, исходившее из некоторых веществ.

Невидимые лучи, открытые Рентгеном в конце прошлого веюа, появляются во время электрического разряда в трубке, из которой выкачан воздух. Открытие их было настолько неожиданным, что не нашлось сразу слова, чтобы его описать. Рентген из скромности назвал новые лучи «икс-лучами» (иксом, как мы знаем из школьной алгебры, обычно обозначается неизвестный член). На самом деле Рентген очень быстро

14