Техника - молодёжи 1959-08, страница 40

Техника - молодёжи 1959-08, страница 40

— Кто там? — послышался Бовин голос.

— Это я.

— А... Сейчас открою и зажгу тебе свет.

— Свет? Зачем? Тут очень светло, — ответил я со смехом.

— То есть как светло? — удивился Вова, отпирая дверь.— Темно, как в погребе.

Он щелкнул выключателем.

Свет семидесятисвечовой лампочки ослепил меня. Инстинктивно растопырив руки, я двинулся вперед на ощупь.

— Что с тобой? — услышал я сдавленный голос.

— Как что? — удивился я. — Ничего.

— Да нет же... Ты весь в грязи... И потом, зачем ты надел маску?

— Грязь? — Я осмотрел полу пальто. — Разве это грязь? Это же светящиеся сгустки звездной материи, слепец! А маска... О, это не маска, а очки, магические очки, в них видишь сущность вещей. Выключи, пожалуйста, свет в комнате, а то здесь слишком светло.

— Ты... ты нездоров?

Вместо ответа я загадочно изрек:

— Перед тобой император «Светящегося мира» и великий князь «Танцующего светового эфира», а ты, безглазая сосулька, болтаешь тут о каком-то здоровье!

Я услышал позади себя поспешный стук захлопнувшейся двери.

Нашарив выключатель лампы (обстановка комнаты была мне хорошо знакома), я выключил свет, уселся в кресло, облегченно вытянул усталые ноги и принялся с любопытством разглядывать знакомые предметы комнатной обстановки в их новом виде.

Стены были словно выложены темным янтарем. Потолок напоминал закатное небо. Розовую чернильницу на светло-вишневом столе наполняла золотая вода.

Я передвинул рычажок очков. Стены комнаты затуманились и отлетели в бесконечность. Опять закружился световой эфир.

Дверь приотворилась. Я переключил рычажок и увидел на пороге Вову. Его тощая фигура, выражающая растерянность и боязнь, показалась мне комичной. Я засмеялся.

Вова вздрогнул и исчез. Но мне уже надоело шутить. Пора было почистить одежду и поужинать. Все еще не снимая очков, я вышел в соседнюю комнату и зажмурился от невыносимо яркого света. Тут же кто-то крепко схватил меня за руки.

— Что за шутки?! — вскричал я.

— Спокойно, спокойно, — услышал я голос одного из тех, чьи смутные фигуры маячили в окружающем световом тумане.

Меня потащили из комнаты. Напрасно я звал на помощь.

На улице я, наконец, разглядел своих противников. Их было трое. На рукавах их халатов я увидел кресты. Крест был изображен также на дверце автомобиля. За автомобилем прятался перепуганный Минаев.

— Стойте! — завопил я, поняв, что стал жертвой мнительности своего приятеля. — Я же не сумасшедший!

Но санитары не слушали меня. Третий, очевидно, врач, говорил Минаеву:

— По-моему, у вашего друга (далее последовала какая-то латынь). Вы правильно сделали, что позвонили нам.

Но вдруг перед врачом появилась длинная фигура моего незнакомца в пальто печеночного цвета.

— Я инженер Сизов! — кричал незнакомец, размахивая перед лицом опешившего врача какой-то бумажкой. — Вы не смеете его задерживать! Он проводит ответственный опыт по трансформации световых лучей!

Час спустя Сизов, я и Минаев, с лица которого не сходила сконфуженная улыбка, сидели за чашкой чаю. Сизов курил и с задумчивой улыбкой рассказывал историю одного из интереснейших открытий.

— Вы, конечно, знаете, — говорил он, — что глаз человека из всего спектра электромагнитных колебаний воспринимает лишь узкую область световых лучей. Коротковолновые лучи — ультрафиолетовые, рентгеновские, космические, равно как и длинноволновые — инфракрасные, радиоволны, словно не существуют для зрения. Современная техника, правда, косвенным путем делает некоторые из них видимыми. Так, ваша рубашка, если она сделана из некоторых сортов искусственного шелка, даст вам знать об ультрафиолетовом излучении: под действием концентрированного пучка она засияет голубым. Экран, покрытый сернистым цинком, вспыхнув зеленым, доложит о рентгеновском излучении. И так далее.

Пять лет назад институту, где я работаю главным инжене

ром, предложили улучшить конструкцию существующих типов «ночных биноклей».

Мы видим окружающие нас предметы лишь потому, что они отражают свет. Заход солнца означает для нас наступление темноты. Но кто думает, что с наступлением ночи гаснет всякий свет, тот ошибается. Камень, дерево, металл — все эти вещества светятся, и светятся по-разному. Они посылают в пространство длинноволновые инфракрасные лучи, лежащие в спектре непосредственно за красной областью. Их еще называют тепловыми лучами.

Чем выше температура тела, тем инфраизлучение сильней. Спектр обыкновенной электрической лампочки, к примеру, только на пять процентов состоит из видимого света. Остальные девяносто пять падают на долю инфракрасных лучей. Это они раскаляют (стеклянный баллон так, что к нему невозможно прикоснуться.

Вам приходилось наблюдать остывание расплавленного чугуна? При температуре свыше 1200 градусов он ослепительно белый. Охлаждаясь, металл становится последовательно желтым, оранжевым, красным, наконец, черным. Но эпитет «черный» неверен. Металл принимает не черный, а инфракрасный цвет. Этот цвет, как и любой видимый, имеет множество оттенков.

«Ночные бинокли» с помощью электронно-оптических преобразований позволяют видеть инфрасвет. Пользуясь им, летчик может рассматривать окутанную ночной мглой местность. Но все существующие до сих пор типы «ночных биноклей» несовершенны. Они «видят» много хуже, чем человеческий глаз днем. Особенно плохо они различают холодные предметы, инфрасвет которых слаб.

Инженер положил на скатерть кисти рук. Пальцы правой руки были испещрены мелкими белыми шрамами.

— Полупроводники, — продолжал он, — сейчас совершают в технике революцию. Успехи в этой области сделали возможным создание очков, которыми вы так несчастливо пользовались.

Мы установили, что пластинка чистого кремния, обработанная с поверхности парами редкого элемента скандия, исключительно чувствительна к диапазону длинноволнового электромагнитного излучения. Даже то ничтожное количество инфрасвета, которое дает лед, вызывает на границе слоя «чистый кремний—кремний-fскандий» незначительный, но вполне уловимый электрический ток. Такая полупроводниковая пластинка оказалась волшебным глазом, увидезшим, как светятся «темные» тела. С помощью каскадного усилителя и плоской электронно-лучевой трубки изображение предметов, полученное полупроводником и переведенное в электрические сигналы, мы спроецировали на светящийся экран, создали нечто, подобное крохотному цветному телевизору.

— Простите, — перебил я, — «Светящийся мир» — это мир инфрасвета. А мир «Танцующего светового эфира», если вы мне позволите так его называть?

— Инфралучи граничат с радиоволнами в спектре электромагнитных колебаний. Признаюсь, для нас в свое время явилась полной неожиданностью способность кремне-скандие-вых пластинок «видеть», помимо инфрасвета, еще и радиоволны.

— Так, световая буря, в которую я попал...

— Вы видели радиоволны.

— А луч, который так напугал меня?

— Вероятно, вы попали в зону направленной радиолинии Москва—Рязань.

— Ну, все хорошо, что хорошо кончается. — Я поспешил перевести разговор в прежнее русло. — Что у вас за шрамы на пальцах?

— Вещественная память о маленьких препятствиях на пути создания очков.

— Очки, вероятно, будут иметь большое практическое значение?

— Они позволяют ночью видеть не хуже, чем днем, — вы уже имели случай убедиться в этом. Но кроме того... Вот вчера мною получено письмо из Крымской астрофизической обсерватории, где испытывается сейчас прибор. Помните, что я сказал вам о лампочке? Делая невидимый свет видимым, прибор в десятки раз усиливает яркость звезд. Кроме того, он заставляет «вспыхнуть» инфразвезды. Астрономы пишут, что с помощью нашего аппарата удалось сфотографировать планетную систему Сириуса. Как видите, это уже его второе практическое применение. Каким будет третье? Мы, инженеры сегодняшнего дня, осторожны. Поэтому на вопрос о практическом применении «видения» радиоволн я отвечу: «Оно, несомненно, будет использовано».

36