Техника - молодёжи 1968-10, страница 11
Иван ЕФРЕМОВ Мимо «Илиады» и «Одиссеи»... Мимо сочинений Страбона, Эрато-сфена, Плутарха, Светония, Флавия, Геродота... Мимо первых изданий русских летописей... Мимо старинных фолиантов, где под кожаными переплетами — повествования об угасших цивилизациях древне* го Египта, Финикии, Месопотамии, Тибета... Мимо последних изданий Уэллса, Беляева, Брэдбери, Шекли, Каттнера... Мимо солидных трудов по антропологии, медицине, философии, астрономии, квантовой механике, кораблевождению... Вот так он и ходит по своему кабинету, как бы выверяя огромными шагами страницы собственных книг. Доходит до окна. Останавливается. Смотрит вниз, на шумный московский двор. Потом выше, туда, где по закатному окоему скользят лиловые облака. Закат высветил его резкий профиль, всю его кряжистую, могучую фигуру. Поворачивается. И, продолжая интервью, говорит о будущем, о том, что произойдет или может произойти. Завтра. Через год. Через тысячелетие... Философ. Естествоиспытатель. Писатель-фантаст... ИВАН АНТОНОВИЧ, НАУКА ВСЕ ЧАЩЕ И ЧАЩЕ ОБРАЩАЕТСЯ К ВОПРОСУ О БЕССМЕРТИИ. НЕ ИЗМЕНИТ ЛИ ГИПОТЕТИЧЕСКОЕ БЕССМЕРТИЕ САМУЮ СУТЬ ТАКИХ ПОНЯТИЙ, КАК «ДУХОВНЫЙ ОПЫТ ЧЕЛОВЕКА», «ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ПОКОЛЕНИЙ»? — Все проблемы, относящиеся к продлению жизни человека или, если хотите, к бессмертию, связаны прежде всего с деятельностью мозга. Попытки пересадить органы, победить болезни — все это имеет единственную подоплеку: сохранить человеческий мозг. Иному исследователю в тиши лаборатории кажется, что мозг вечен, что энергетические запасы нейронов неисчерпаемы, что смерть вообще противоестественна. И вот уже всерьез мы принимаемся рассуждать и спорить о том, что достаточно время от времени заменять изношенные части организма, и — пожалуйста1 — живи себе, челове-че, хоть целое тысячелетие. Нет, не так-то просто. Сначала надо уразуметь простую истину. наш мозг нежен, как цветок. И, подобно цветку, он столь же временное явление природы. Вам кажется, что он продукт способности каждого индивидуума? Да. Но в такой же степени продукт общества, общественного сознания, молекула, микрочастица умственной атмосферы знания, кирпичик в огромном сооружении, на котором сияют слова: «ДУХОВНОЕ РАЗВИТИЕ ОБЩЕСТВА». С самого рождения в мозгу запрограммировано все: порывы юности, могучий дух зрелого возраста, мудрость и осторожность старости, в конце концов смерть. Я бы сравнил деятельность мозга с марафонским бегом. Тут тебе и рывки, и ускорения, и благодатное чувство «второго дыхания», и невозможность пронестись всю дистанцию со скоростью спринтера, и необходимость целесообразной раскладки сил. Но даже на самых длинных дистанциях неизбежен финиш. А теперь представьте: бегуну, всего себя отдавшего победе, объявляют, что забег придется повторить... Что мы будем делать с кондицией мозга, если он проживет лишних 50, 70, 90 лет? Ведь он ничего не будет стоить. Нет, он не исчерпает запаса знаний. Отнюдь. Но все связи в нем, все памятные участки, все привычные ассоциации будут как бы законсервированы. Дать допинг задыхающемуся бегуну? Омыть дряхлеющий мозг потоками молодой крови? Но чтобы сделать мозг принципиально новым, молодым, надо начисто его модифицировать, разрушить былые ассоциации, попросту говоря, уничтожить старый мозг. А что стоит мозг гения (даже гения!), рожденный заново? Моцарт, в пятый раз сочиняющий «Реквием»? Ньютон, периодически, время от времени открывающий все тот же закон всемирного тяготения? Менделеев, на четырехсотом году жизни возненавидевший свое неуязвимое творение —- таблицу элементов? Вот вам и Ее Величество Мудрость. Разумеется, эти рассуждения нарочито утрированы. Разумеется, живя в другую эпоху, мозг гениального мыслителя и работал бы по-другому. И все же никак ■не отделаться от ощущения, что бессмертие — это ошибка, наваждение, недоразумение. Какой смысл затрачивать столько усилий, чтобы повторить неэкономичность природы? Ту самую неэкономичность, от которой можно прийти в бешенство. Если бы сын мог начинать с того, чем кончил отец, -понятие «духовный опыт» было бы неисчерпаемым. Но нет, сын рождается несмышленышем, ползает на четвереньках, путается в трех соснах, поначалу отвергает то, что впоследствии всем сердцем приемлет, мучительно и трудно постигает мир, давным-давно уже познанный отцом. Не оттого ли так медлителен и ухабист путь человечества к благоденствию, «е оттого ли так тяжело вырывать у природы ее тайны? Бессмертие — это миф, метафизика. Нам, диалектикам, материалистам, бессмысленно задаваться этим вопросом. Не существует бессмертных звезд, бессмертных планет, бессмертных существ. «Всему свой срок, на все свои законы», — как сказал Баратынский. Однако невозможность быть (или стать) бессмертным не означает вовсе, что мы не можем продлить жизнь человека, не будем за нее бороться. Главное в этой проблеме — использовать человека в наиболее мудром периоде его 7 |
