Техника - молодёжи 1970-09, страница 6

ГОРОДА НА ЛЮБВИ

„хороший маршру т!»

ГШ ожилои пилот на площадке трапа смотрел на нас ■ ■ пристально и тяжело. Большое, со следами ранений лицо, многоэтажная орденская колодка, а над ней — Золотая Звезда. Очередь отступила, притихла и медленно развернулась вдоль крыла.

— Наш полет продлится семь часов тридцать минут на высоте восемь-одиннадцать тысяч метров. Командир корабля — Герой Советского Союза Николай Васильевич Пысин.

Вот оно что! Сам Пысин...

Вспомнилось «Возмездие» Бориса Полевого: это о Пысине, его товарищах по фронтовому небу и морю.

Стюардесса сказала:

— Не пустит. Никого не пускает. Инструкция.

— Передайте.

Взяла, прочла вслух: «Уважаемый Николай Васильевич! Инструкция запрещает посторонним находиться на рабочем месте экипажа. Инструкция запрещает при штурмовке взрывоопасных объектов швырять бомбы, что называется, «себе под хвост», но вы, говорят, пробовали. «Техника — молодежи».

Вернулась:

— Чем вы его проняли?

На обороте записки читаю: «Технике» можно. За самолетную серию. Приходите на кофе. Пысин».

Поглядывая на приборы, Николай Васильевич пил крепкий, черный кофе. У самой груди его, как живой, шевелился штурвал.

— Вторую чашку кончаю — запаздываете... Избаловала вас, пишущих, авиация. Кто-то из ваших писал о своей профессии; «Ходи медленно и говори с людьми». А вы за семь часов — на семь тысяч. С кем го-ворить-то? С креслом справа, с креслом слева? Вы бы пешочком.

— Так ведь в кресле справа — человек, Николай Васильевич, а семь часов — время немалое.

— И то верно...

А потом он рассказывал о гидропланах, на которых

раоотал до войны, об ИЛах и «пешках», на которых «пролетел войну» над Черным морем и Балтикой, о способах штурмовки транспортов и кораблей охранения. Послушаешь: все проще простого. Поиск, противозенитный маневр, боевой курс — и руку на бомбосбрасыватель... И ни слова о том, как это сложно — найти, о зенитках и эрликонах, брызгающих сталью и свинцом прямо в лицо, о том, что с боевого курса не сходят — лезут прямо в конус огня, пока не уйдут вниз, раскручивая вертушки взрывателей, тяжелые бомбы... А потом — снова маневр, и снова штурмовка, и снова вьются вьюном сбоку и сверху «мессершмитты» и «фок-керы». И он убивал их, и убивал их корабли, а они старались убить его. Но только сбивали. Сначала над Черным. Тогда он отсиделся в плавнях, перешел фронт и взлетел опять. Штурман, стрелок да он сам. Втроем они утопили сначала транспорт-двенадцатитысячник, потом еще один — на три с половиной тысячи тонн...

Онн сбили его опять, уже над Балтикой. И было обидно, потому что умирала сама война. И он тянул к своим сколько мог, но самолет «сыпался» вниз, а внизу были «они». И «они» взяли его, израненного; и пошли лагеря... И больше двух месяцев, пока не пришли наши, он держал за щекой свою Золотую Звезду.

— Хороший у вас маршрут, — сказал на прощанье Николай Васильевич. — Хабаровск — Комсомольск — Амурск. Города-на-Любви. Я не о девушках. Сами пой*

бесконечный котляров

в Хабаровске мне подарили увесистую яркую книжку «Виза в СССР» и сказали: «Почитайте о нас у Понса. Он, наверное, хороший журналист — не нам судить, но что человек он храбрый — это точно. Правду написал, такую веселую».

Морис Понс, французский журналист, написал о Хабаровске действительно верно и весело. О городе, в котором цветут и плодоносят на улицах тысячи яблонь, и в детском парке стоит на лужайке настоящий самолет, и стадион «находится в саду, среди плантаций

4