Техника - молодёжи 1972-09, страница 28
Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее он не мог бы возразить. Хвалили все ответ замысловатый. Hot господа, забавный случай сей Другой пример на память мне приводит: Ведь натдый день пред нами солнце ходит, Однано т прав упрямый Г алилей. В. ОРЛОВ Парадоксы — прекрасные снаряды для состязаний в умственной гимнастике. Древние изобретатели таких снарядов проявили поистине дьявольскую ловкость: турниры идут уже 2500 лет, а парадоксы не распутываются до сих пор. Зенон Эяейский — «мудрец брадатый» из прелестной пушкинской миниатюры — поспорил с Диогеном. Летящая стрела, говорил Зенон, в каждый момент где-то находится. Иначе она просто не существует. Но, с другой стороны, она в любой, хотя и малый, промежуток времени преодолевает какое-то, пусть очень небольшое, расстояние. И те, кто думает, будто стрела движется, тем самым принимают, что она в любой момент нигде не находится, то есть ее нет. Поскольку сомнения в этом совершенно беспочвенны (стрела все-таки есть!), надо согласиться с невозможностью движения. Диоген, не удостоив своего противника словесным возражением, предъявил ему наглядное свидетельство: «Я могу ходить, значит, есть и движение». Хотя все хвалили «ответ замысловатый», проблемы он не решает. И Пушкин второй половиной стихотворения как бы говорит: не следует удовлетворяться видимой достоверностью, необходимо понимать. Тот, кто стремится к пониманию, неизбежно идет дальше фактов. Парадоксы' Зенона (математики называют их апориями, то есть логическими затруднениями) вызвали в ученом мире волнение столь сильное, что, рю словам одного из современных логиков, «и сейчас можно наблюдать некоторую рябь». Трудно удержаться от искушения, чтобы не развить этот образ. Зенонову мысль хочется уподобить некоему волшебному прожектору: включив его, капитан своевременно увидит рифы и скалы, на которые может налететь корабль теории, зато в тот же миг море вдруг станет неспокойным и начнется буря. Древнегреческий философ будто предупредил будущих мыслителей: «В своей основе мир не так уж сложен, но, чтобы познать эту основу, вам придется выдвигать самые неожиданные постулаты — вплоть до таких, что говорят о невозможности движения». Как ни причудливо, а на иную мерку и нелепо выглядят такие рассуждения, даже мудрец из мудрецов древности Аристотель признал: «Все это, по-видимому, логично, но на практике такой взгляд сходен с помешательством». В попытках обходить апории не было недостатка. А попытки сводятся к одному — стремлению описывать явления по возможности точно, желательно на языке математических уравнений, однако не идти дальше фактов и тем самым избежать теоретического «помешательства». И до начала XX века многим фи- Посмотрите на 4-ю страницу обложки журнала. На ней художник изобразил удивительное сооружение: мельницу, построенную в 1618 году английским механиком Робертом Фладдом. Стоячей водой он хотел привести в движение мельничный жернов. Все силы своего изобретательного ума Фладд направил на решение задачи, которую современная наука справедливо относит к разряду ложных проблем. зикам это в общем-то удавалось! А потом, точь-в-точь по Зенону, наступила пора «безумств». ...Рубеж столетий, Вена. По улицам австрийской столицы неторопливо идут два пожилых профессора: несколько меланхоличный Людвиг Больцман и его коллега по университету Франц Экснер. Они ведут разговор о проблеме, казалось бы, давно решенной Галилеем, — о падении тела в пустоте. Экснер говорит: «Если бы мы с помощью доступных нам средств измеряли пути, пройденные падающим телом в пустоте, то, без сомнения, нашли бы его ускорение постоянным. Но разве отсюда следует, что так будет и в том случае, когда мы сможем производить наблюдения через промежутки времени, которые исчисляются не секундами, а биллионными или еще меньшими долями секунды? Может быть, в этом случае ускорение не оказалось бы постоянным, а весьма быстро колеблющимся около некоторого среднего значения». Больцман не только соглашается со своим коллегой, но и добавляет: «Да, да, не исключено — падающее тело движется как бы сверхбыстрыми толчками и даже не по прямой, а по зигзагообразной линии». Но ведь «движение толчками», которое то есть, то отсутствует, — это не что иное, как идея о прерывистом времени и пространстве, идея о минимальных, неделимых далее частях длительности и протяжения! Внутри этих «атомов» времени и пространства нам нечего делать с нашими линейками и часами — они там неприменимы. С другой стороны, сами неделимые доли длительности и протяжения имеют величину, которую следует оценивать в единицах времени и пространства. Возникает затруднение, которое по остроте ничуть не уступает апориям Зенона. Современная физика микромира стремится распутать клубок противоречий и осветить дорогу, ведущую вперед. Однако способ решения вызывает среди ученых большое волнение, ибо требует коренного пере- 26 |
