Техника - молодёжи 1972-11, страница 49

женная дорога и просторна, пока перед самым мостом ее не перегородят дула немецких пулеметов. А в деревне за насыпью стояла рота немецких автоматчиков, готовая отстаивать наш мост. В одну ночь мы как птицы пронеслись над спящей землей. Но труден был бросок: тягучее время то сжималось в мимолетные сны-мечты о теплых днях с рассыпавшейся на ветвях зарей, то являлось нескончаемыми метами стволов и кустов в бескрайней, казалось, пустыне.

У берега реки, у крутых глинистых берегов мы остановились, поджидая разведчиков. Кузнечик держался рядом с Велиховым.

— Видишь, как красивы и чисты этот лес и полотенце реки, разделившее его пополам? — спросил Велихов.

— Да, они красивы, — ответил Кузнечик.

— А вся земля с просторными полями, серыми домами и большим небом над ней — разве она не прекрасна? — опять спросил Велихов.

— Ничего не знаю прекраснее, — звонко ответил Кузнечик.

Подошли разведчики, Камальдинов доложил Велихову, что путь к мосту свободен, а на станции стоит воинский эшелон с техникой, и они вполголоса продолжили разговор. Я знал, о чем шла речь. Наших мин в деревянных ящиках не хватило бы для состава. Вот почему мы, тридцать человек из отряда, повернули на станцию, а остальные вместе с Велиховым продолжали двигаться к мосту. Вставал малиновый рассвет.

Пятеро наших в немецкой форме бесшумно сняли охрану поезда. Я стал машинистом. Когда-то отец брал меня с собой на паровоз, и пляшущие стрелки, рельсы, бегущие навстречу вместе с ветром, были памятны мне, близки. Легка и крылата была лопата, надежна плоть металла, послушно задышавшая огнем. Дошел до нас гул долгожданного взрыва: мост был искорежен, низвергнут.

— Не медли, машинист. — Камальдинов махнул рукой.

Сдвинулась земля. Застучали колеса. Сложились сло--ва: «Беги, дорога; лейся, река ветра; звени, звени, паровозная песня!» Весело и быстро бежал старый паровоз в последний путь. Я не спрыгнул с подножки, чтобы спастись: снова пришло то самое чувство, и я знал — знал, что происходило на мосту.

Скоро в снежном поле тусклыми искрами замелька-

щается к центру шара. Для нас, искушенных достижениями современной науки, не составит труда объяснить сие явление. Раз пространство искривляется, то оно, видимо, может и сжиматься. Элементарные ячейки пространства — так называемые одоны — уплотняются и уменьшаются. На рисунке 1 показано, как изменяются одоны, отобразившись в сферическом зеркале. Для наглядности изображения каждую ячейку мы взяли ,в виде шара диаметром с Землю. Интересно было бы посмотреть, как будет выглядеть наш подземный мир, если пространство разбить не на шарообразные, а, например, на кубические одоны. Однако в любом случае главное, что в «Зазеркалье» одоны неоднородны. Допустим; что с земной поверхности отправилась в космос (то есть к центру шара) межпланетная ракета. Для стороннего наблюдателя, смотрящего на подземный мир извне, эта ракета будет постепенно уменьшаться в размерах. Для космонавта же все останется прежним. И действительно, как была длина ракеты, скажем, 10 одонов, так она и осталась такой, а то, что сами одоны сократились в размерах, не имеет никакого значения. С этой точки зрения невозможно провести эксперимент по проверке, где мы находимся: в зазеркальном подземном мире или на Земле.

ли выстрелы. Впереди, у взорванного моста — на насыпи, на рельсах, — лежали Велихов, Кузнечик, Хиж-няк, Гамов, Ольмин — все, кто остался прикрывать отход основных сил и раненых. В перестрелку успели вмешаться немецкие автоматчики, и теперь у насыпи решалась судьба отряда.

Я спрыгнул. Снег обжег лицо, и насыпь несколько раз перевернула меня, прежде чем опустить в сугроб. Растущий грохот. Состав рассыпался, вагоны катились вниз, в черные разводы реки. Лед, лопнувший после падения моста, взорвался тысячью осколков, подброшенных вверх гигантским фонтаном.

Я поднялся и побежал. Я хотел успеть, но опоздал. Кузнечик еще продолжал глубоко вдыхать воздух, точно хотел им напиться — все медленней, медленней, неслышнее. На лице его застывало удивление, как будто он собирался сказать: «Ух ты!»

Не было ненависти в простом лице Велихова — лишь предельная собранность, внимание. Он приподнялся. Старенькая шапка его сдвинулась на затылок, на виски упали русые волосы, а на лбу странно подрагивала складка (сейчас он, наверное, мог бы показаться мальчиком: ему не было и двадцати шести — учителю из Новгорода, ставшему бойцом, лучшим из всех, кого я знал).

Раскрылось небо. Багряные лучи восхода ударили нам в глаза. Солнце слепило, стрелять было трудно, за насыпью поднимались серые шинели. Предчувствуя, что произойдет, я не мог вмешаться в ход событий. Две пули прилипли к его груди, оставив на телогрейке красные пятна. Но там, впереди, где строчил автомат, не знали еще, что у него есть право на священный выстрел. Может быть, потому он и привстал, чтобы лучше увидеть тех, кто стрелял в Кузнечика. Целое мгновение рука его была тверда, а глаза по-прежнему внимательны.

Он успел ответить. За рельсами умолк автомат. Там снова залегли.

Глаза мои были непослушны, и влажные лучи заслоняли расплывшееся солнце своим нежданным светом. Но лишь только прозвучал священный выстрел, я поднял тяжелую винтовку.

...На скате насыпи, где упали его руки в снег, выросли весной семь подснежников. А в деревнях у дороги темная сила растеклась, и земля три года рожь людскую не родила.

Возьмем тот же опыт с отвесами (рис. 2). Внешне он выглядит как-и злополучный опыт профессора Нейра. Однако, подсчитав количество одонов между бечевками вверху и внизу, мы придем к выводу точно такому же, если бы опыт проводился на шарообразной Земле. Ни к чему не привело бы и сквозное бурение земной коры. Ведь наружная поверхность зазеркального мира может занимать всего одну элементарную ячейку, и бур, описав полукруг, просто выйдет с вогнутой поверхности, висящей за «сконцентрированным» космосом над нашей головой. Любознательный читатель может и сам «зеркально преобразить» доказательства (не нарушив их логической стройности), говорящие как будто только в пользу выпуклой поверхности Земли.

Что же дает такая модель подземного мира? Очень многое.. Например, наглядное представление о замкнутости, а также конечности (одоны уменьшаются до определенного предела) и бесконечности (одоны уменьшаются до бесконечно малой величины) пространства, о его «поведении» как единого организма. Заметим, что в «Зазеркалье» вполне объясним *и опыт Майкель-сома.

От легенды, мифа до математической модели — таков путь проделала гипотеза подземной ойкумены.

47