Техника - молодёжи 1973-11, страница 14

Солнце

Великолепное, державное Светило, Я познаю в тебе собрата-близнеца. Чьей огненной груди

нет смертного конца, Что в бесконечности,

что будет и что было.

В несчетной тьме времен

ты стройно восходило С чертами строгими родимого лица, И скорбного меня,

земного пришлеца, Объяла радостная, творческая сила.

В живом, где грузный

пласт космической руды, Из черной древности звучишь

победно ты, Испепеляя цепь неверных

наших хроник, —

И я воскрес — пою.

О, в этой вязкой мгле Под взглядом вечности ликуй,

солнцепоклонник, Припав к отвергнутой

Праматери-Земле

Приход весны

Как сквозь глухого небытья И бесконечной смутной ночи Опять весны встречаю я Бездонно-голубые очи.

Она пришла в лазурный день: Просторы Солнце разогрело, И розоватых тучек тень Легко над пашнями летела.

Синел в тени опушек снег, На солнце трепетали дали, И как бы струи многих рек В пределах неба протекали.

В полузадымленном цесу Под редкой праздничной капелью Алмазы рдели на весу, Тянуло сыростью и прелью.

К полудню звонкие ручьи Сверкнули бурыми М6Ж0МИ. Повеселели воробьи, Защебетали над полями.

В многоразличных голосах, Средь бесконечных повторений, По всей земле и в небесах Гудел задорный гул весенний.

ПЛЮС-МИНУС БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Поэзия профессора Чижевского

В юности Александр Чижевский нарисовал себе экслибрис: интеграл, охваты вающий все — от минус до плюс бесконечности — на фоне человеческого мозга и Солнца. Сей символ ныне украшает Чтения памяти ученого, ежегодно прово-

!димые Московским обществом испытателей природы. И это не просто красивый знак — дань научному романтизму: творчество A. Л. Чижевского (1897—1964), ученого, хорошо известного как у нас в стране, так и за рубежом, само по себе являло «интеграцию» — слияние, обобщение, охват далеких и даже, казалось бы, совсем ничего общего не имеющих направлений — астрономии и биологии, электрофизики и физиологии, науки о магнетизме и гематологии и т. д.

Друг К. Циолковского, он, в свою оче-, редь, тоже совершил «прорыв ё космос», взорвал остатки геоцентризма в познании живого, основав так называемую гелиобиологию (буквально: «солнечную биологию»), показав, что все стихийные процессы в биосфере зависят от капризов и ритмов солнцедеятельности.

Но вот что интересно: под интегралом творчества Чижевского оказалась не 1 только наука, а и поэзия — опять же на I первый взгляд вещи совсем несовместимые.

Однако несовместимость эта кажущаяся. Сам ученый говорил, что цели науки и искусства схожи — свести разнообразные явления бытия к возможно меньшему числу обобщений. Для него и то и другое являло собой единый акт познания.

Минувшей весной в Московском Доме ученых состоялся вечер поэзии А. Чижевского. Участие в нем приняли не I только естественники — последователи и поклонники «отца гелиобиологии», — но и писатели, филологи, литературоведы, критики и прочие гуманитарии. Читал произведения Чижевского артист Дмитрий Бородин. Аудитория чрезвычайно тепло реагировала на это первое знакомство с художественным наследием замечательного советского ученого. На стихах его действительно лежит печать истинного ( поэтического дара.

I Эстетическое отношение к действитель-\ ности и научная любознательность были органично слиты в Чижевском. Не потому ли его ученым трудам присущ в известной мере поэтический блеск, а его поззии — мудрость мыслителя? .1 то и другое пробуждает наш ум и сердце

Л. ГОЛОВАНОВ

j Первопубликация СТИХОТВОРЕНИЯ НОМЕРА

Начало рассвета

Трепещет полумрак.

Жемчужный свет небес. Как паутина сон. Овраги и поляны Еще наполнены виденьями чудес. Деревья и кусты

одушевленно-странны.

Как запоздала ночь!

Не поймана едва! Мистерия идет и совершает в дрёме Свои деяния. Проснулась лишь

листва

И терпким трепетом

тревожно будит время.

Скала

В морских степях она стоит, Как одинокий путник моря Сверкают ветры на просторе, И бездна мраком шевелит.

Ее тоску лишь волны знают, Да тучи, дочери морей, Да шлюпки вольных рыбарей, Когда их бури нагоняют.

А у подножия скалы В зеленой мгле клубятся воды, И безучастно неба своды Глядят в поток извечной мглы.

В ихрь

Тревожный ветер буйствует в ночи, Дрожат дома. Поют железом

крыши,

И оживают демоны в печи, И шаркают смелее мыши.

Но чу!. Окно звенит и дребезжит, Стекло вот-вот на части разлетится. На дом стихия ринулась, бежит. Труба завыла. Что-то в дверь

стучится.

Еще порыв — и настежь дверь моя Открылась вдруг, и быстрыми

шагами

Вбежал невидимый и, власть тая. Все разбросал проворными руками.

Огонь свечи колеблемый потух, И в тьме наставшей страстно

зарождалась

Система стройных сил;

но грубый слух Их принимал за беззаконный хаос.

12