Техника - молодёжи 1974-08, страница 47

ОПЫТ МАСТЕРЛ-

молсдым

ПОПУЛЯРИЗАТОРАМ НАУКИ

«ЛУЧШИЕ МЕЧТАНИЯ >

Из дневников и писем Ьориса hmm

«Лучши к и мечтаниями мы называем спустя много лет тс что нам из нашего времени нравится в утопиях. А что не нравится, это — не лучшее».

Повторим с лив, Бориса Николаевича Агапова. но воисс не с одной только целью вновь оттенить своеоб разие его писем и дневниковых записей, помещенных в предыдущем но мерс журнала. В архиве писателя мы отобра \и для публикации нечто сокровенное, bpocaiouj.ee отсвет на его внутренний мир, на его редкостную iihtj нцню лирика и поэта, л'в .ечеино-ю приключениями научной мысли. Однако поиторим с. лова про лучшие мечтания еще и для гого, чтобы яснее стала своего рода сверхзадача творчества Б Агапова.

Многое из сказанного им о работе физиков, химиков, кибернетиков, био-\оюв теперь, «из нашего времени», воспринимается как поразительное предвидение. 11о сам писатель никогда не относи \ себя ни к ученым-естествениикам, ии к философам, ни к футурологам. Он числил себя в ипате литературного цеха, и свсрх^адачей его творчества — хотел ои этого сознательно или не хотел — стало раз витие научно-художественного жанра в целом. Интересно, что чер.ы ноною литературного ядлсиия Б Агапов увидел опять-таки во владениях науки

В архиве писателя сохранился ;р-човик ею письма академику В Вернадскому (1940 г.):

'<Я прочел Вашу книгу «Очерки геохимии», и сна произвела на меня сильнейшее ипечат ление. Прежде все-ю вс ледствие ее формы Ваша книга среди всех, изданных m пес itдние

Онончание.

Начало см. в No 7 зл 1974 год.

годы, блистает прекрасной ясностью и простотой Простота и ясность — это уважение к читателю, за него во м все будут благодарны.

Но есть еще одно свойство у Ва шей книги, заставившее меня решиться беспокоитI. Вас. Это ее глубина. Та глубина, которая приводит к фи-лософск 1м и поэтическим обобщениям. 8( якая подлинная науки приводит к философии и всякое настоящее знание поэтично, ибо что есть поэзия, как не постижение мира?

Новая и грандиозная картина его, которая возникает из книги, настолько величественна. что читатель — пусть он и профан, подобно мне — останавливается потрясенниш Всеобщее движение материи, которое есть условие ее существования, никогда еще не представало перед нами в такой конкретности, как здесь.

Представления об это и движении, существовавшие до сих пор, кажутся грубыми и примитивными, как мир жизни до Левенгука, как законы общества до Маркса Невероятное многообразие нашего мира объединяется в стройную систему которую можно бы то бы назвать хозяйством планеты.

Особенно необычайно и прекрасно предстает перед сознанием роль биосферы, того живою вещества, которое для поверхностного взгляда казалось чем-^о наиболее зфемерным во всей системе мира, почти случайным, даже как бы паразитарным...»

Так прочитать научную книгу мог только мечтатель и лирик, для кото рою целостное ощущение природы важнее знакомства с набором разрозненных сведений о ней. Оказывается, ученые иногда склонны к поэтическим обобщениям!

Но разве не к гому же стремится .'исатель в с^оем рассказе о науке? И не случайно в бумагах Б Агапова рядом с черновиком письма В Вер иадскому мы находим начало большого очерка, посвященного геохимии. А на обороте оачою из листов — запись

«Я пишу, беспокоюсь о тичности. о ясности, о поэтичности, то ести о сопряженности с душой человеческой. Я кватаю то одну книгу, то другую, обдимываю ассоциации запрещаю мыслям шарахаться и сшибаться, выбрасываю страницы, вписываю абзацы перемарываю фразу за фразой. чтобо! восстановить фракционность словесной передачи от моего сознания к сознанию читатепя (зацепляет, не зацепляетШ и, прочитав написанное, вдруг слыи'у в нем зеук прозы Вернадского.

Этот настрой сам создает особый стиль, не подвергавшийся литературному анализу. Казалось бы ничего особою нет в этой ткани научного изложения. Лишь изредка сверкнет метафора. но только д 1я популяризации. и in пример для пластичное I и

передачи. Ан нет! — все в целом куда больше чем ясность, чем пластичность... То ли в расположении слов, то ли в их подборе, то ли в какой-то скрытой, гпрметизованной страсти, заставляющей вибрировать ампулу абзаца, есть излучения поэзии, и они вымывают резонанс в материи воображения.

)' пишу под Вернадского?

Куди там.

Я просто вторю ему. Невольно от-биаию такт его симфонии. Такт, не более!»

Б. Агапов не стыдится признаться самому себе, что он очарован своим героем, очарован настолько, что ход мысли ученого фирмирует j писателя особый литературный стиль. Ни о каком поа( "ж. нии здесь не может быть и речи. Вернадский неэтичен, а поэта, как писал Белинский, «нельзя понять, не будучи некоторое время под его исключительным влиянием, не полюбив смотрегь его глазами, слушать ею слухом, говорить его ячыком!¹. И надо ли удивля.ься тому, что перед взором писателя ученые представали не только как физики, химики или биологи, но прежде всего как ли ности.

Во" еще одна дневниковая запись Б. Агапова:

«Одним ил люби мейших людей моей юности был СПритьоф Нансен, столь художественно точный, столь глубоко рисующий душевную жизнь человека... Я был уверен, что очень немногие люди способны достигать 'аких высот духоиной жизни, как он Впрочем, я думаю так и сейчас. Не было никаких внешних стимулов подвергать себя всем ад.ским труд ностям и опасностям. Он шел на них только по собственной воле. Но со чое замечаг ельное было в другом

При всей непреклонности характера, в любых условиях, самых суровых, даже на краю смерти он был всегда добр и нежен, ироничен и полон поэзии. Он видел счастье в озерца-нии нсбыгсновенной красоты Севера и находил поэтические слова для описа ни я той самой природы, которая ежеминутно готовила ему гибель вдобавок ко всему Нансен был и писателем. Я н( знаю в мировой литературе книги, написанной героем и вместе с тем столь поэтичной.

Может быть, чина нашей школы в том, что. будучи обращена прежде всего к точным наукам, она не приучает людей к выражению чувств, и поточу многим слово кажется только скудным наком для сигналичации о строго объективных явлениях. Кроме гого, в школе, как и р редакциях, долгое вэемя считалось, что выражение собственных идей есть «отсебятина», то есть нечто никчемное и даже порочное.

Между тем попытка рысказать себя есть лучший путь к понижаю искусства Tip члп'нмк I ,>a <ii ни гиг. кик