Техника - молодёжи 1986-07, страница 18

пурной собрал в бане, незадолго до этого «улыбались» совсем иные перспективы. Игорь Гриженко, к примеру, как молодой отец, мог бы, наверное, после института найти вполне нормальную работу «от звонка до звонка». И не проводить выходные в цехе, а сидеть дома. Клименко, если разобраться, тем более мог не суетиться — должность заместителя начальника заготовительного производства обеспечивала ему устойчивость и надежность. То же самое можно сказать об Александре Литвиненко, Владимире Зайцеве и о Вениамине Андреевиче Липатове. И все-таки голубому, безоблачному будущему и спокойной жизни они предпочли неизвестность завтрашнего дня. Потому что общим для всех «мотивом» был неподдельный интерес к новому делу и вера в своего руководителя.

—«Но для чего,— спросит читатель,— понадобилось генеральному директору создавать дополнительное подразделение? Ведь под него, ясное дело, придется выбивать и кадры, и фонд зарплаты?» Но в том-то и дело, что Нагаевский не раздувал штаты, а «приводил их в соответствие» с задачами дня, планами объединения, с требованиями самой жизни, наконец.

Профессионально выросший на Ждановтяжмаше, прошедший здесь все ступеньки служебной лестницы, он хорошо усвоил истину: молодой человек с дипломом инженера еще не специалист, не конструктор. Ведь государственные экзамены — далеко не главное испытание для вчерашнего студента, ждет его еще испытание практикой.

Попадает, скажем, выпускник вуза в технологический отдел предприятия или в отраслевой институт. И происходит нечто странное — энергичный человек, готовый поначалу горы свернуть, вдруг быстро «разряжается».

Почему?

Да потому, что его высокие идеи, навеянные храмом науки, приходятся в большинстве случаев не ко двору, а молодому специалисту нередко предлагают устарелую, обросшую мхом рутины тематику, загружают ненужной работой. И ходит по рукам техническая документация годами, пишутся согласования и отзывы, собираются многочисленные визы, прежде чем задуманное изделие появится на свет.

Хотя и это еще не все — бывают и в технике «мертворожденные дети». Пока родители — создатели конструкции или технологии «гоняют чаи», празднуя очередную победу, в цехе бьются над тем, чтобы вдохнуть в их детище «вторую жизнь».

В новом отделе, решил Нагаевский, все должно быть не так. Пусть он станет чем-то вроде испытательного полигона Института электросварки имени О. Патона и занимается исключительно электрошлаковой технологией — одной из самых ресурсосберегающих. К тому же и сами патоновцы обещали помощь. Словом, пусть работники отдела не ждут, когда тематику исследований «спустит» кто-то сверху. Пусть протопчут сами самую короткую дорогу к цеху, минуя всякие там промежуточные инстанции.

Да, в этом был определенный риск. По существу, предстояло впрячь в одну телегу коня (даже не коня, а медлительного тяжеловоза) и трепетную лань и ожидать от дуэта производства и науки высокого конечного результата.

Свое право на жизнь новый отдел подтвердил сразу, предложив отличную технологию для выпуска продукции нового типа. Правда, прежде чем ее запустить, по правилам следовало получить «добро» головного отраслевого института. Но ответ науки затягивался, а время ушло. И тогда молодые сотрудники отдела вместе с заказчиком решили: сами докажем, что наша технология вне конкуренции. Провели несколько плавок, испытали изделие по всем параметрам и вскоре наглядно убедили «оппонентов»: зря тянете резину.

Действительно — зря!

Можно было ликовать и бить в литавры. Однако сверяться «по достигнутому» — значит жить днем вчерашним. А это уже не движение вперед, а застой. Игорь Дмитриевич Нагаевский накручивал телефон директора Института электросварки в Киеве, и академик Борис Евгеньевич Патон, подняв трубку, сразу же узнавал голос собеседника.

— Ну как там твои орлы? — справлялся он первым делом о спецметаллургах...

— Да есть тут у нас одна идея...

— Кое-что есть и у нас,— отвечал академик.

И смотришь, кто-то из сотрудников института уже оформлял командировку в Жданов.

А через пять лет отдел Анатолия Чепурного уже вовсю «гремел» в объединении. О нем с восторгом отзывались в области и в министерстве. Самого Чепурного знали как грамотного специалиста-сварщика. Да как же не знать? Ведь это он совместно с киевскими учеными проводил в объединении первые опытные плавки электрошлаковым методом, испытывал и опекал первую специальную установку УШ-100 для производства различных заготовок способом электрошлакового литья, курировал работы по изготовлению на этой установке толстостенных биметаллических емкостей высокого давления. Бывали дни, когда Чепурной ходил сам не свой — сварка не шла. Тогда он удлинял рабочие часы до утра. Потому что ночь считалась самым удобным временем для экспериментов — кому из производственников приятно, когда ты «мешаешь делать план».

А ночевать в цехе приходилось частенько. Однажды при механической обработке цапфовой плиты, ждановские машиностроители обнаружили трещину длиной более 1,5 м и глубиной до 300 мм. Предназначалась плита для первого крупнотоннажного конвертера Днепропетровского металлургического завода имени Дзержинского. А до его ввода в действие оставалось всего полтора месяца.

«Что делать?»—задавались вопросом специалисты Жданов-тяжмаша. Ремонт плиты обычной сваркой вряд ли обеспечит надежность шва — по его краям пойдут трещины. Оставалось признать плиту бракованной и просить у смежников из Краматорского завода «Энергомашспецсталь» новую заготовку. На это ушло бы не менее 6—8 месяцев. И тогда «спец-электрометаллурги» во главе с Чепурным вызвались отремонтировать плиту. Было решено применить электрошлаковую сварку с добавлением соответствующих присадок — в виде шариков. Посоветовались с учеными ИЭС имени Е. О. Патона. Те не только поддержали заводчан, но и помогли провести необходимые пробные испытания.

Всего четыре часа длилась эта сварка. Она «мертвым» швом связала трещину. Плиту сдали в эксплуатацию вовремя. А вскоре подсчитали и экономический эффект: проведенный ремонт сэкономил 62 тыс. руб.

16