Техника - молодёжи 1986-12, страница 58
Сергей СМИРНОВ Бурый неподвижный силуэт посреди ледника... Его нельзя было не заметить: день был ясен, солнце стояло в зените, ледник сиял матовой белизной — и бурое пятно на нем казалось каким-то болезненно-инородным предметом... Две недели я бродил кругами по горам, зная, что он должен появиться... Снежный человек... гоми-ноид... йети... Который раз я ухожу на поиски... и возвращаюсь ни с чем. Профессия эпидемиолога дала мне возможность побывать в Азии... в Африке... да и в Англии — на конгрессах. В наследство мне досталось завидное здоровье: я еще способен карабкаться по скалам, бродить по непролазным чащобам. Но кому нужен очевидец, который молчит, ибо доказательств того, о чем его долг поведать людям, у него до сих пор нет... Вот что гнетет меня. Пока я не раскрою секрета, пока мои коллеги не перестанут пожимать плечами, утверждая, что в привезенных мною образцах «нет ничего особенного»,— до того самого дня нечего завидовать мне, единственному, быть может, из ныне живущих, посвященному в тайну. ...Маттео Гизе. Специалисту в области микробиологии это имя должно быть знакомо... Выходец с юга Италии. Низкорослый, коренастый. Густая черная шевелюра со спадавшей на лоб тонкой, чуть завивающейся прядкой. Карие, очень живые ЭВОЛЮЦИЯ-2» глаза. Таким я его запомнил. Он часто заразительно хохотал и жестикулировал как дирижер джаза. Ему бы побольше солидности, заносчивый холодный взгляд — и он, пожалуй, стал бы необыкновенно схож с Бонапартом... Я познакомился с ним летом двадцать девятого года, когда еще учился в Московском университете и только-только начинал постигать тайны микробиологии. Маттео Гизе был старше меня лет на пятнадцать, то есть сравнительно молод, но о нем уже во всеуслышание уважительно отзывались корифеи... В то лето он приехал в Москву с группой специалистов по приглашению Академии наук и посетил нашу лабораторию. Вновь я встретился с Гизе в конце тридцать четвертого года в Лондоне, на международном конгрессе. А до этого прочел полтора десятка его статей: он занимался влиянием радиоактивности на культуры бактерий. Он первым заметил меня и подлетел с такой быстротой, будто боялся, что я успею провалиться сквозь землю. — Здравствуйте, дорогой большевистский коллега! — выпалил он так громко, что все, кто оказался в тот момент в холле гостиницы, замерли и изумленно посмотрели в нашу сторону.— О! Костюм солидного человека, умеющего произвести впечатление. Галстук... туфли... Все с болыцим вкусом.— Он подмигнул мне и громко расхохотался.— Ты еще совсем молод, но, вижу, рано пошел в гору... Это самое верное начало. В гору надо идти смолоду и сразу, пока хватает дыхания, отдавать все силы на подъем... надо сразу подняться повыше... Не оглядываясь, дорогой мой красный синьор, ни в коем случае не оглядываясь. Иначе собьется дыхание... или, того хуже, испугаешься высоты... Я читал, читал. Очень хорошо для начала! — добавил он и, увидев, что я не понял, назвал две статьи, написанные мною в соавторстве с научным руководителем. Я, конечно, был польщен и в ответ рискнул высказать свое мнение о работах профессора Гизе, которые довелось прочесть. Он слушал меня внимательно, кивал, но вдруг стал загадочно улыбаться... Наконец он поднял руку, вежливым жестом останавливая мой панегирик. — Вы нравитесь мне, синьор Булаев,— сказал он с неожиданной серьезностью, перейдя вдруг на «вы».— Я подозрителен, однако вы мне нравитесь. Многие люди честны, но мне не по душе самолюбивая, заносчивая честность. Я — за простую честность. Я вижу ее в вас... Простите меня за идиотский вопрос: вы случайно не из ЧК? — Он так и произнес эти две буквы, аккуратно, с расстановкой, с мягким итальянским «ч». Я опешил. Он улыбнулся и махнул рукой: — Дурацкая шутка... извините... Вы уедете домой в свою Россию... И никто не узнает о том, что я вам сказал. Я рос в бесхитростной семье, а теперь мне приходится слишком многое скрывать... Я порядком устал 54 |
