Техника - молодёжи 1986-12, страница 60

колониальные формы. Главная тема моих трудов и размышлений осталась незыблемой: наследственность и радиоактивность.

Сразу перейду к существу дела, ибо пишу не мемуары нобелевского лауреата, а скорее отстукиваю короткий сигнал SOS (хотя спасти мою душу сможет теперь, по-видимому, только та служба, что некогда унесла из лап Мефистофеля душу старика Фауста).

Итак, мне страшно повезло... С помощью направленного воздействия мне удалось вывести формы простейших, которые были способны невероятно быстро размножаться и при определенных, заданных условиях образовывать самые невероятные виды и объемы колоний. Когда формирование колоний завершалось, размножение обычно сходило на нет.

Если Вас уже охватило сладостное предвкушение, вынужден Вас разочаровать: я не предлагаю Вам быть моим наследником, синьор Булаев. Я не сообщу Вам ни вида простейших, ни способа воздействия. Я унесу свою тайну в могилу, чтобы вину свою не делить ни с кем и честно предстать с ней на страшном суде.

Передо мной открылась фантастическая перспектива: за кратчайший срок повторить, смоделировать появление на планете многоклеточных организмов. Я чувствовал себя демиургом, запускающим на Земле новый виток эволюции.

Мне не хватало новейшего оборудования и кое-каких средств. Меценат нашелся на удивление скоро. Это произошло в конце двадцать девятого года (признаюсь, в Лондоне я Вам откровенно соврал, что меня еще только приглашают в Берлин...). Мне было предложено еще некоторое время гастролировать по лабораториям Европы и писать статьи на любые темы, кроме главной. Мое предприятие получило в секретных документах наименование проект «ЭВОЛЮЦИЯ-2», что, увы, подстегнуло мое честолюбие.

Спустя два года после начала разработок я уже был готов к проведению натурных испытаний. Я сообщил своему начальству, что хотя колонию «первого поколения» легко дестабилизировать или уничтожить, полной гарантии контроля и изоляции быть не может, поэтому эксперименты целесообразно вести за пределами Европы: например, в глухих районах Африки или Латинской Америки. Мой германский шеф в ответ на предостережения вкрадчиво улыбнулся и заговорил со мной эпическим тоном, весьма свойственным современным нордическим нибелунгам.

— В стороне от материка,— начал он,— в горах Шотландии, есть озеро Лох-Несс, весьма глубокое и таинственное. Ходят легенды, что в нем живет и прячется некое чудовище. Я предлагаю Вам (предложение прозвучало как приказ) сделать эти слухи достоверными.

Так была проведена операция под кодовым названием «Гидра-1». Вскоре в европейских газетах появилась первая фотография «озерного змея». Затем родилась «Гидра-2»: в африканских дебрях. Легко догадаться, что моих «чудовищ» можно увидеть, сфотографировать, наконец, попросту испугаться. Но поймать их, не зная секрета, не легче, чем солнечный зайчик. Колония собирается и распадается сама собой, а команда

«сборки» известна только мне. Я не завидую энтузиастам, которые уже ринулись на поимку моих драконов.

Последним этапом работы с простейшими было моделирование устойчивой человекоподобной формы. Я не хотел спешить, но такое условие диктовал контракт.

Передо мной оставалось одно серьезное препятствие: необходимость наличия большого водоема. «Гидра-1» может существовать только в воде, «Гидра-2» способна выбираться на сушу, но на очень короткий промежуток времени. Удача, дьявольская удача продолжала сопутствовать мне, и вскоре я сумел получить вид, способный жить и «собираться» на льду или на снегу.

Узнав об этом, шеф пришел в восторг. «О, это феноменально! — воскликнул он.— Воин, встающий из толщи льда. Ваше исследование, герр профессор,— лучшее доказательство теории «вечного льда» и происхождения разума». Все они, наци, помешаны теперь на мистическом бреде проходимца Горбигера.

Итак, была разработана новая операция: «Зубы дракона» (надеюсь, Вам известна эта легенда об армии бесстрашных смертников-головорезов, вырастающих из посеянных в землю драконовых зубов). Однако даже это название (какой намек, какое предостережение!) не образумило меня.

Операция началась. Место действия: Гималаи, Тибет.

Для меня остается загадкой, с какой стати немецкому практичному уму понадобилась вся эта азиатская оккультная мишура.

Меня включили в состав одной из тибетских экспедиций, курируемых самим фюрером. Когда посреди белого ледника поднялась в рост бурая фигура, двое моих спутников (на групповой фотографии они в форме), откинув меховые капюшоны, зааплодировали.

— Шлем! — засмеялся один из них.— Ему не хватает стального шлема и арийского меча.

— Будет лучше, если вместо меча у него вырастет «шмайссер»,— добавил второй нибелунг.

Все это время вплоть до прошлой осени я работал не покладая рук. Я был одержим. Я не замечал, что на площадях горят библиотеки, и не обращал внимания на хриплый, истошный лай, доносившийся из всех радиоточек. Я работал, синьор Булаев. Я просто РАБОТАЛ.

Но небеса были милостивы, ниспослав мне, правнуку ослепшего Фауста, еще один, последний шанс.

Это произошло в сентябре прошлого года. Волею случая (случая?), то есть не имея на то никакого желания, я попал на почетные трибуны стадиона, где происходило массовое нацистское торжество. К каждому почетному месту бесплатно прилагался отличный цейсовский бинокль. Когда пять тысяч светловолосых мальчиков и девочек, выстроившихся на арене, дружно крикнули «хайль!» и выбросили вперед руки, меня вдруг потянуло поднести к глазам бинокль и я разглядел их лица!

Синьор Булаев! Меня прошило током! Рубашка прилипла к моей спине, а язык — к нёбу, и галстук показался мне затянувшейся удавкой. «Боже!» — прошептал я и прикрыл веки. Но потом вновь под

56