Техника - молодёжи 1988-02, страница 53

клуб любителей фантастики

— Не иначе как у нее центральное отопление,— пошутил кто-то.

— Ну что ж,— сказал командир.— Похоже, никакой явной опасности нет. Давайте спускаться и выходить наружу.

— Нет,— возразил Марсуф.— Спущусь и выйду только я.

— Марсуф, прошу тебя! — взмолился Мимото.— Уже семь месяцев как мы не вылезаем из этого стального гроба, дышим регенерированным воздухом, питаемся концентратами. Нам всем хочется немного размяться...

— Нет, пока нельзя. Я должен быть на планете один.

— Но хоть скажи мне, что ты задумал.

— Хочу послушать, как растет трава.

Когда спасательный бот высадил Марсуфа на поверхность Лимии, старый поэт упал ничком и уткнулся лицом в траву. Он, хотя больше половины жизни провел в космических кораблях, страшно любил ощущать под ногами твердый грунт и дышать естественным воздухом.

Если говорить правду, никакого заранее разработанного плана у Марсуфа не было. Он вспомнил стихи Уолта Уитмена, воспевающие Землю, затосковал по ее зеленым холмам, и ему захотелось сочинить стихотворение под названием «Крик в безмолвии». Предполагалось, что кричать будет он, а безмолвствовать планета.

Повалявшись в траве, Марсуф сообщил на «Калипсо» по радио о своем благополучном спуске. Потом, разобрав на ощупь свои вещи, устроил нечто вроде лагеря. А попытавшись составить себе какое-то представление о месте, где находится, удостоверился лишь, что грунт ровный, трава густая и мягкая, а воздух для человека вполне пригоден.

Было известно, что Лимия делает полный оборот за тридцать пять земных часов. Хотя Марсуф был слепой, дневной свет и ночную тьму глаза его различали, и, когда стемнело, он лег спать.

Когда Марсуф проснулся, был уже день. Солнце было далеко-далеко, а холода не чувствовалось. Марсуф стал щупать траву, которую примяло его тело. В грунте под собой он обнаружил углубления, начал их ощупывать, и оказалось, что они повторяют форму его тела. Он понял: именно благодаря этим углублениям тело у него не ноет, как ноет оно у человека, долго лежавшего на голом полу.

Марсуфу захотелось есть, и он изжарил на инфракрасной походной плитке кусок мяса, испек хлеб из самой лучшей пшеничной муки и сварил себе стакан хорошего кофе. Вдыхать запах приготовленной пищи на этой безлюдной планете было необыкновенно приятно. На десерт Марсуф закурил настоящую гаванскую сигару. Вполне довольный жизнью, он запел песни, написанные на его слова.

Когда, несколькими часами позже, на «Калипсо» пожелали узнать новости, Марсуф ответил односложно:

— Работаю.

В середине дня, ощутив некоторую усталость, Марсуф решил вздремнуть и, положив голову на траву, лег. Он уже засыпал, когда ему показалось, что, кроме его собственного дыхания, слышен еще какой-то звук. Вполне естественно: ведь шуршание траве так же свойственно, как скрип — дверным петлям, мычанье — коровам, свист — ветру. Однако на Лимии не было и намека на ветер. Значит, трава шевелится или потому, что ей так хочется, или потому, что кто-то или что-то ее шевелит.

Марсуф вслушался. Временами трава переставала шуршать, и тогда воцарялась мертвая тишина. Потом все повторялось. Заинтригованный, Марсуф положил на траву руку и почувствовал, как трава мягко ее отталкивает.

Марсуф вырвал несколько пригоршней травы, понюхал ее, но ничего нового таким способом не узнал. Да, это была трава, сомневаться в этом не приходилось, но довольно странная: в ней совсем не было влаги. Вырванная, она очень скоро становилась вялой, но не съеживалась.

— Не вы, случайно, обитатели этой планеты? — спросил у травинок Марсуф.

Ответа не последовало, и он проделал новый опыт. Сунул в траву тлеющий конец сигары, а потом потрогал это место. Нащупал там голый кружок диаметром с обручальное кольцо: очертания были совершенно четкие. Никакой обгоревшей травы Марсуф обнаружить не смог, зато по периметру кружка она оказалась гуще, чем в любом другом месте. Как ни трудно было в это поверить, но трава убежала от огня в стороны!

«Хорошенькая проблемка, ничего не скажешь! — подумал Марсуф.— А я-то надеялся, что отдохну спокойно и никаких головоломок не будет!» Чутье старого исследователя, отточенное сорока годами приключений, говорило ему, что надо продолжать эксперименты. Он стал снова ощупывать грунт вокруг себя и обнаружил, что трава гуще и вокруг доставленных вместе с ним предметов.

Марсуф задумался. Кто знает (в конце концов он в своих путешествиях по другим мирам встречал вещи и более странные), может, у травы на Лимии и в самом деле какие-то особые качества — например, способность передвигаться.

Как жаль, что у него нет пары хороших глаз и сильной лупы! Он взял нож, вырезал кусочек дерна площадью в несколько квадратных сантиметров и стал его нюхать и ощупывать. В дерне было много песка, и грунт абсолютно ничем не пах. Никаких насекомых или червей, по-видимому, не было. Что же касается травы, то она, как он теперь понял, не росла пучками, как земная. У каждой травинки был свой маленький корешок, тонкий как нитка, но довольно длинный.

Марсуф связался с «Калипсо» и попросил, чтобы корабль перешел на орбиту в ста двадцати милях над поверхностью и подобрал его. Оставив снаряжение на месте, зато взяв с собой образцы травы и грунта, он взлетел на спасательном боте и вышел на указанную им орбиту; через несколько часов его там без труда подобрал корабль.

—I* Ты заметно позеленел,— приветствовал его Мимото.— Нашел что-нибудь интересное?

— На этой планете происходит что-то, чего я никак не могу понять,— начал Марсуф.— Не трава ли единственный обитатель этой планеты? Не разумна ли она?

— Чем вызваны эти вопросы?

— Тем, что она перемещается сама по себе — убегает от того, что ей причиняет ущерб, например, от огня. Мигрирует на несколько сантиметров в сторону — целиком, вместе со своими корешками. Оставим в стороне вопрос о том, чувствует земнаи трава боль или нет: важно, что бегство для нее физически невозможно. Так вот, здесь трава ведет себя совсем иначе. И я заметил, что она любознательная. Во всяком случае, она исследует запах, размеры, вкус моих вещей. Даже шуршит, хотя ветра нет.

А между специалистами, исследовавшими доставленные Марсуфом образцы, разгорелся жаркий спор. Одни считали, что трава эта пластмассовая, неживая; другие говорили; что нет, живая, только вещество, из которого она состоит, на Земле не встречается. Что касается грунта, то он тоже оказался необычным: вроде бы кремнезем, однако ни бактерий, ни каких-либо органических остатков в нем нем.

— Планета будто выкупана в пениоллине,— сказал один из ученых,— а грунт, по сути, измельченное стекло.

Решено было продолжать исследования, тем более что до конца срока пребывания на планете оставалось двенадцать дней.

— Если они разумные,— сказал Марсуф,— нужно попытаться вступить с ними в контакт.

— Каким образом?

— Через посредство сигналов, развертываемых на поверхности Лимии, или звуковых. Руководить операцией буду я. Мне только нужны два помощника.

Вместе с ботаником Альваресом и инженером-акустиком Лаконидесом Марсуф вернулся в свой лагерь на Лимии; с собой он взял все, что, как он считал, может ему там понадобиться.

4*

51