Техника - молодёжи 1989-08, страница 23

них обходов мое кровяное давление подскакивало на 20 пунктов.

Несмотря на все эти сложности, ежевечерние беседы с одним из самых замечательных людей нашего времени доставляли мне огромное наслаждение. Они дали мне очень много и позволили лучше понять моего удивительного собеседника. Мы много говорили о науке, об этике ученого, о «климате» научных исследований. Запомнил его замечательную сентенцию: «Вы, астрономы, счастливые люди — у вас еще сохранилась поэзия фактов!» Как это верно сказано! И как глубоко надо понимать дух, в сущности, далекой от его собственных интересов области знания, чтоб дать такую оценку ситуации! И невольно вспоминается нелепое определение астрономии как «патологической науки», принадлежащее высокоодаренному, но, по-моему, очень узкому, обделенному настоящим воображением Ландау.

Я был поражен щепетильной объективностью и беспредельной доброжелательностью Андрея Дмитриевича в его высказываниях о своих коллегах — крупных физиках. Иногда меня это даже раздражало

Мы разговаривали, конечно, не только о науке. Как-то я спросил у Андрея: «Веришь ли ты, что можешь чего-нибудь добиться своей общественной деятельностью в этой стране?» Не раздумывая он ответил: «Нет».— «Так почему же ты так ведешь себя?» — «Иначе не могу!» — отрезал он. Вообще сочетание несгибаемой твердости и ка-кой-то детской непосредственности, доброты и даже наивности — отличительные черты его характера. Как-то я спросил у него: читал ли он когда-нибудь программу российской партии конституционных демократов (к которым прилипла уже давно унизительная кличка «кадеты»). Он ответил, что не читал. «По-моему, эта программа очень похожа на твою, а кое в чем даже ее перекрывает. Однако в условиях русской действительности ничего у этих кадетов не вышло. Вместо многочисленных обещанных ими свобод Ленин пообещал мужику землицы — результаты известны».— «Теперь другие времена»,— кратко ответил Андрей.

Изредка он делился со мной воспоминаниями об ушедших людях и о совершенных делах. Из всех его рассказов наиболее сильное впечатление на меня произве

ла одна, известная некоторым физикам старшего поколения, история, которую до этого я знал из вторых рук. Это случилось летом 1953 года. На далеком от Москвы полигоне было взорвано первое термоядерное устройство, за несколько месяцев до аналогичного американского «эксперимента». Можно себе представить восторг, гордость и энтузиазм участников грандиозного свершения. По старой традиции срочно был организован роскошный банкет на уровне ученых и военных, обеспечивавших организацию работ. Государственная комиссия еще официально не приняла будущую во дородную бомбу.

За большим банкетным столом всеобщее внимание привлекали два героя торжества: Митрофан Иванович Неделин — маршал ар тиллерии, главный начальник на объекте, признанный тамада, и молодой физик, внесший решающий вклад в осуществление эксперимента,— Андрей Дмитриевич Сахаров. Он тогда еще не был даже доктором наук (по причине недосуга), но к концу того далекого от нас 1953 года будет академиком. В тот летний вечер Андрей был на положении именинника.

Банкет начался, и тамада предоставил первое слово имениннику. Тот поднялся и сказал: «Я поднимаю свой бокал за то, чтобы это грозное явление природы, которое мы наблюдали несколько дней тому назад, никогда не было

применено во вред человечеству!» Его тут же перебил тамада (имеет право!) и в ернической манере стал рассказывать сидящим за столом старую русскую солдатскую байку о том, как некий поп, отходя ко сну, стоит перед находящейся в опочивальне иконой, между тем как уже легшая в постель попадья, в нетерпеливом ожидании блаженного мгновенья, томится под одеялом. «Пресвятая богородица, царица небесная,— молится поп,— укрепи и наставь...» Его молитву нетерпеливо перебивает попадья: «Батюшка, проси только, чтоб укрепил, а уж наставлю я сама!»

«Какой же умный человек этот Митрофан Иванович! Простой, грубый солдат, а как четко он объяснил мне взаимоотношения науки и государства. По молодости и глупости я даже не сразу понял его...» Эти слова Андрей Дмитриевич говорил мне почти ровно 20 лет спустя после описываемых событий в больнице Академии наук. А Главный маршал артиллерии и главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения Митрофан Иванович Неделин в 1960 году трагически погиб при испытании новой ракетной системы.

Уже почти выздоровев, «под занавес», я заболел в больнице сывороточным гепатитом. Меня срочно эвакуировали в бокс инфекционного отделения Боткинской больницы. Сахаров долго и безуспешно искал меня — ему так и не сказали, куда я девался.

ВНИМАНИЮ ПОДПИСЧИКОВ!

ВОЗВРАЩЕНИЕ «ОДИССЕИ»!

В апреле 1984 года, по не зависящим от редакции обстоятельствам, была прекращена публикация научно-фантастического романа Артура Кларка «2010: Одиссея-2». Многие сотни читателей задавали в своих письмах одни и те же вопросы: как можно прерывать произведение на многообещающей фразе «Продолжение следует», когда последует продолжение и последует ли оно вообще? Однако до апреля 1985 года оставались еще долгие месяцы, и дать вразумительные ответы на эти вопросы не смог бы никто. Прошло четыре года, а письма все идут и идут. Сегодня мы рады сообщить любителям фантастики, что, начиная с ноябрьского номера, журнал возобновляет публикацию одного из наиболее выдающихся произведений Артура Кларка «Одиссея-2». Учитывая, что с 1984 года круг подписчиков изменился, редакция будет печатать роман с самого начала и без каких-либо существенных сокращений. По предварительным прикидкам, публикация романа продлится до второй половины 1990 года. Напоминаем, что подписка на журнал принимается до 1 октября без ограничений всеми отделениями «Союзпечати». До этого же срока можно подписаться и на № 11 и № 12 нынешнего года, в которых начнется публикация. Однако горький опыт читателей показывает, что лучше сделать это заранее.

Индекс журнала 70973. Стоимость годовой подписки — 4 рубля 80 копеек, а два последних номера обойдутся вам всего-навсего в 80 копеек. В розницу журнал практически не поступает.

21