Техника - молодёжи 1989-12, страница 20

обществом. И казалось, что массовый ответ «забастовка — дело незаконное» вроде бы подтверждал нашу гипотезу. Но вот парадокс! Среди людей старших возрастов чувствовавших свою «вину» было в два раза меньше по сравнению с «невиноватыми». А среди молодежи это соотношение и вовсе 1 к 3.

Аналогичный результат получен и в ответах на вопрос о страхе перед наказанием. Среди молодых рабочих и ИТР (интересное совпадение мнений возрастной и социальных групп!) 13% опасались применения силы против стачечников, 48% считали это невозможным, а 40% не определили собственного мнения. Среди старших по возрасту мнения разделились более категорично: 20% — «да», 60% — «нет». И это несмотря на слухи о том, что к бастующим городам подтягиваются армейские части.

Здесь, пожалуй, полезно попытаться провести сравнение с буржуазными демократиями. Когда бастуют наемные работники частного предприятия (в некоторых странах государственным служащим бастовать запрещено), там все понятно: они входят в конфликт с владельцами собственности — предпринимателями, которые и несут основной ущерб от простоя средств производства. В наших же условиях, при размытом понятии «общенародная собственность», стачечники вроде бы противостоят государству, а следовательно, и ущерб наносят государству, обществу — то есть себе.

Так вот для трудового конфликта времен перестройки характерно: шахтеры считали, что отстаивают государственные интересы через защиту собственных. И выбор здесь между краткосрочным ущербом и долговременным выигрышем.

Из выставленных экономических требований основным было вовсе не повышение зарплаты, а передача трудовым коллективам средств производства, забастовщики считали, что те используются малоэффективно.

— Будет отрасль нашей собственной — сами всех накормим. И вас и себя.

Стачечники лишь не хотели «кормить» раздутую отраслевую или региональную бюрократию. Она оказалась главной мишенью шахтерского негодования. В этом смысле социальные цели бастующих низов совпали с общим направлением

перестройки. Недаром на вопрос, есть ли опасность, что забастовка принесет вред процессу перестройки, подавляющее большинство ответило — «нет».

Почти треть молодых работников назвали главным результатом забастовки продемонстрированную силу, солидарность, организованность и сознательность рабочих. Другие ответы показывают, что стачка произвела сильное очистительное воздействие на души людей, их отношения друг к другу. Причем этот повышенный моральный тонус распространился и на шахтерские семьи — жены активно поддерживали своих мужей в их борьбе, даже не зная еще возможного исхода.

Видимо, крепкая товарищеская поддержка во многом способствовала выдвижению новых рабочих лидеров. Встреченные мною шахтеры, рабочие или ИТР, выдвиженцы многих коллективов, отличались выдержанностью и достоинством, пониманием проблемы на уровне общества в целом и способностью донести свое понимание до широких аудиторий, то есть обладали качествами настоящих политиков и народных трибунов. Молодежь — респонденты нашего опроса — образовала новую социальную среду, из которой в будущем, несомненно, поднимутся лидеры, необходимые и на производстве, и на постах нового общественного самоуправления.

Об этом я думал, закрывая за собой дверь забасткома.

Как показали дальнейшие события, забастовка шахтеров Кузбасса — не последний социальный конфликт в нашем обществе. Поэтому, думается, выражу общее мнение всех социологов, если скажу — стране требуется действенный механизм социального мониторинга. Политикам это позволило бы принимать взвешенные решения, комсомолу — определить социально активную опору среди молодежи, профсоюзам — быстрее реагировать на зреющие социальные проблемы, а обществу в целом — наконец расстаться со многими иллюзиями. В том числе и о том, что лицо молодежи определяют одни неформалы типа люберов и рокеров. Молодежь неоднородна, как и все наше общество. И чем быстрее мы это уясним, тем легче найдем общий язык с молодыми.

Борис ПОНКРАТОВ,

научный обозреватель

ЭТО НАЗВАЛИ НАНОТЕХНОЛОГИЕЙ

По мере углубления наших знаний и умений некоторые научно-технические направления стали сами подсказывать нам, что дальнейший прогресс должен идти не «вширь», а «в глубь» материи, чтобы в ходе развития требовалось не наращивать потребление энергии и материалов, а, наоборот, уменьшать его. Это означает стремление к предельной миниатюризации всех машин и технических систем, к построению их не из кусков вещества, а непосредственно из атомов и молекул.

Кажется, первым задумался об этом в конце 50-х годов американский физик-теоретик Ричард Фейн-ман. Он предложил идти «вглубь» постепенно: создать последовательность устройств, где каждое следующее поколение строит свои подобия все меньших размеров. Но это означало, что придется начать с самого сложного: с конструирования самовоспроизводящихся систем.

Весной 1977 года студент Массачусетсского технологического института Эрик Дрекслер наметил другой путь решения этой задачи: опуститься «вглубь» сразу, но зато начать с довольно простых молекулярных устройств — с искусственных подобий биологических молекул, работающих в живых клетках. Конечно, простота этих структур очень относительна, но все же воспроизвести их современными методами — не безнадежная задача. А потом эти простейшие молекулярные машины можно использовать для построения все более сложных систем, вплоть до самовоспроизводящихся.

Это направление Дрекслер предложил по аналогии с МИКРОэлект-роникой назвать НАНОтехнологи-ей; значение приставки «нано» — здесь то же, что и в названиях дробных единиц измерения, то есть одна миллиардная доля, 10~⁹, только используется в более широком смысле — просто как указание на очень малые размеры.

А начинать с больших деталей и затем уменьшать их — бесперспективно. Ведь никакая обработка не поможет отсечь от куска материала

18