Техника - молодёжи 1994-10, страница 53

сопоставление романного образа с евангелическим неправомерно: то, что происходит с К., — сюжет иного, отнюдь не бо-годухновенного, завета.

Кстати, то, что процесс длится ровно год, — не очередной ли намек на мистери-альный характер действия, усиленный образом неунывающего художника Титорел-ли, вечно окруженного беспутными девчонками как Дионис вакханками? И последний эпизод, текстуально точно воспроизведенный в фильме, — не о воскрешении ли он говорит? "Взгляд его упал на верхний этаж дома, примыкавшего к каменоломне. И как вспыхивает свет, так вдруг распахнулось окно там, наверху, и человек, казавшийся издали, в высоте, слабым и тонким, порывисто наклонился вперед и протянул руки еще дальше"

Но через несколько секунд нож палача пронзит сердце героя и последними его словами будет сдавленный возглас: "Как собака". И эта каменоломня, и палами в черном, и предсмертный всхрип бумерангом возвращают к началу фильма, выявляя новый смысловой пласт "Процесса", усиленный в его экранной версии. Стражи, арестовавшие К., требуют, чтобы он явился к инспектору непременно в черном. Когда К. идет на первое заседание суда и позже — к судебному художнику Титорел-ли, то среди других звуков города слышится собачий лай. В обличительной речи во время слушания дела герой заявляет:' Такие законы могли бы быть уместны где-нибудь в порту среди собак" (кстати, в книге упоминание о лае и данное сравнение отсутствуют). Банковским курьерам, пришедшим на стоны в чулане, где порют стражей, К. поясняет: "Собака завыла". И наконец — завершающий возглас...

Символика легко читаема: черный цвет — атрибут князя тьмы; собака — одно из его воплощений (вспомним, что Мефистофель является Фаусту в облике пса); огромная впадина ночной каменоломни — метафора ада; камень, на котором вершится гнусный ритуал черных палачей, — алтарь сатаны... Говорят, что "дьявол — обезьяна Бога". Иисуса Христа распинают принародно, на вершине горы — в преддверии неба, на деревянном кресте — символе жизни. Йозефа К. закалывают в глубокой безлюдной яме — на пороге преисподней, на мертвом бездушном камне. Его бессмысленное животное заклание — страшная пародия на искупительную жертву Спасителя.

Итак, окружающий героя мир, безымянный и всепроникающий суд, в чьи блудливые присутствия можно попасть с чердака обычного жилого дома, — в мистическом плане не что иное, как царство сатаны. В этом контексте и невинные смеющиеся малыши в окошке напротив, куда смотрит К. перед тем, как его уведут на казнь, и светлая фигура в распахнувшемся на минуту окне здания над каменоломней — скорее не знак надежды, но символ невосполнимой утраты человеком его изначального образа и призвания В житейском плане на зту измену себе намекает неслучайная деталь __ преуспевающий банковский чиновник Йозеф К. владеет итальянским (языком Данте и Петрарки, Рафаэля и Микеланджело) и разбирается в искусстве...

Усиливают пессимизм повествования мрачновато-строгая тональность картины и безысходно тревожная сквозная мелодия с ведущей партией аккордеона —

лейтмотив психологически и этнически точного музыкального сопровождения фильма.

Тоскливым напевом открывается и экранизация другого знаменитого романа.

Непостижимо глубокий образ Спасителя издревле волнует художников, писателей, а в последние десятилетия и кинематографистов. Весной этого года, на Пасху, отечественные телезрители посмотрели добротную четырехчастную ленту Франко Дзеффирелли "Иисус из Назарета". Менее известен в России фильм

ОСЛЕДНЕЕ ИСКУШЕНИЕ ХРИСТА (The Last Temptation of Christ). США — Канада,, Universal Pictures and Cineplex Odeon Films, 1988 r. 164 мин., (в). Режисоер Мартин Скорсезе. В ролях: Уиллем Дэфо, Харви Кейтел, Пол Греко Стивен Шил, Верна Блум, Барбара Херши, Роберте Блоссом, Барри Миллер.

Лента снята по соименной книге греческого писателя Никоса Казандзакиса (1883 — 1957). Русскоязычные читатели знают его по блистательному роману-притче "Христа распинают вновь", изданному в Швеции в 1950-м, в Греции — 1954-м и в Москве — 1962 году. В числе произведений, принесших автору мировую известность, и знаменитый апокриф XX века "Последнее искушение" (1952) — книга, в 1954 году занесенная папой римским в индекс запрещенных. Стоит ли удивляться, что и поставленный по ней фильм вызвал в ортодоксальной Европе ожесточенную полемику?

Американец итальянского происхождения, Скорсезе в душе остался европейцем. И после картин, рисующих трагическую судьбу переселенцев-соотечественников в Нью-Йорке, после гангстерских боевиков и музыкальных комедий обратился к одному из самых значительных произведений собрата по Средиземноморью — бунтаря и философа.

Фильм решен в золотисто-серых тонах — цвет пустыни, цвет дерева, из которого терзаемый видениями герой вытесывает очередное распятие, цвет камня, пошедшего на бедные жилища простолюдинов и стены величественного Храма в Иерусалиме. Детально воссозданы обстановка, быт и нравы населения древней Палестины. Звуковая гамма экранизации — также одна из ее удач (партитуру сочинил хорошо известный отечественным меломанам Питер Габриел).

В центре картины — ярко выписанные фигуры Иисуса (Дзфо) и Иуды (Кейтел). Пружина действия — напряженный диалог мятущегося Назаретянина и прямодушного Искариота. Первый полагает, что освободить нужно не плоть, но дух человека. Второй — сторонник неотложных революционных действий по свержению господства Рима. Казандза-кис отказался от новозаветной трактовки предательства Иуды. Сам Учитель молит вернейшего из апостолое указать его убежище римлянам: он Мессия, он должен быть распят, чтобы смертью своей искупить грехи человеческие и затем воскреснуть, знаменуя уверовавшим в него жизнь вечную

Другой, главный конфликт постановки — противостояние человека, ощутившего в се

бе божественное начало, и дьявола. Канонические благовествования свидетельствуют о трех искушениях Христа. "Евангелие от Казандзакиса" говорит и о четвертом, последнем, самом страшном — о соблазне прожить обыкновенную земную жизнь, сбросив ношу, которая оказалась (или показалась?) непосильной. Распятому Христу является его ангел-хранитель—так себя называет милоликое юное существо, уводящее Сына Человеческого прочь с Голгофы. "Господь испытывал тебя... Ему не нужна кровь твоя... Больше ты не будешь страдать. .." — "Значит, я не Мессия?" — "Нет, ты не Мессия".

Быстротечны сцены заурядно счастливой жизни Иисуса, которую ненадолго омрачает скоропостижная смерть Марии Магдалины (Херши)... И вот уже выросли дети, рожденные от него другой Марией и ее сестрой Марфой, а сам он состарился и занемог, и у смертного его ложа сидят увядшие жены и вечно юный ангел. Он только что уверял Иисуса 'Ты все сделал хорошо. И все будет хорошо". Но в тишину мирного жилища врываются отчаянные вопли: горит Иерусалим, разрушен Храм Гос- _ VW ZJ

подень. К бывшему Учителю пришли апостолы: Петр, На-

фанаил, Иоанн. За « ■

ними входит Иуда. jjj tM t ¹ Тяжкое обвинение W ЧЖ 1 * £ бросает он в лицо § жТж •

Иисусу: "Преда- g i .«

тель! Твое место х ^v > Л

на кресте туда по- г J&

местил тебя Гос- i .г |

ггодь. Но когда ты

подошел слишком близко, ты испугался и сбежал. Ты выбрал жизнь обычного человека. Мы шли за тобой, а ты?.. Помнишь, что говорил ты мне?.. Ты умолял: "Предай меня, приведи стражников, я должен быть распят, я должен воскреснуть, чтобы спасти мир .." И я помогал тебе, я даже предал тебя, как ты просил. А ты? Ты?.." Иисус оправдывается: "Господь послал ангела-хранителя мне". — "Какого ангела? Посмотри! — На месте, где только что стоял мнимый вестник Бога, вспыхивает факел дьявольского пламени. — Сатана!" И прозревший Иисус слышит знакомый надменный голос. "Я говорил тебе: мы еще встретимся. Ты умираешь как человек... — продолжает Иуда. — Нет жертвы, стало быть, нет и спасения". И тогда седовласый старик сползает со смертного одра и карабкается на Голгофу. "Отец!.. Прими меня снова... я хочу принести спасение, я хочу принести жертву "

На экране — прежняя сцена распятия. Искушение преодолено: небесное начало — дух, уязвленный горестями людскими, взяло верх над земным — страдающей собственными болями плотью. "Свершилось!" — восклицает Иисус Отныне, и теперь уже навеки, он — Спаситель.

Понятно, почему негодовал первосвященник из Ватикана: в буквальном понимании ортодокса такие страсти Господни, т а к о е борение Христа с дьяволом — ересь, если не кощунство Хотя иносказательность, всеобщность столь н'^ >нч^,ического образа весьма прозрачны: у каждого свой крестный путь И свои резоны сойти на обочину.

Не "как собака", но как творение, несущее в себе образ Божий (по-своему трактуемый в различных вероучениях, включая атеистические) призван свершить этот путь сын человеческий.

С какой бы буквы он ни писался

Техника-молодежи 10'94