Техника - молодёжи 1996-01, страница 57
ц\1ПП0пяти = 1 JfJfJ КОРАБЛЯХ По следам «противоторпедной иконы» Кто в море не ходил, тот Богу не молился. Русская пословица Вместо пролога Он еще значился в расписаниях Черноморского пароходства. Но'он уже никогда никуда не придет — пассажирский лайнер «Адмирал Нахимов»... Эти заметки я начал писать в каюте спасательного судна СС-21. Военный спасатель стоит на якорях над лежащим на дне пароходом. Вторую неделю уходят на затонувший лайнер водолазы, вторую неделю возвращаются они на поверхность со скорбной ношей — телами погибших пассажиров. Черные погоны моряков казались черными от горя. Вчера после душной и тревожной ночи, проведенной в рубке водолазных спусков, мы с командиром спасательного судна курили у борта. В темную синь воды уходили шланги и тросы. На корпусе «Нахимова» работали водолазы. Слепило осеннее солнце, безмятежно переблес-кивало голубое море. Не верилось, что здесь только что разыгралась крупнейшая трагедия в истории отечественного мореплавания, не верилось, что под нами, под бирюзовой рябью черноморской воды, покоится гигантский восьмипалуб-ный саркофаг. Испуганно вскрикнула чайка... В полусотне метров от нас вынырнула голова молодой красивой женщины. Длинные рыжие волосы ее покрывали спасательный круг, на десять дней запоздавший спасти несчастную пассажирку. Он зацепился за шлюпбалку тонувшего парохода и только теперь, когда водолаз освободил его, вынес невольную свою пленницу на поверхность... И снова в глазах у моряков застыло безответное — почему? Почему все это случилось? Как могло такое случиться?! О море, древний душегубец! Кого-то казнит, кого-то милует... У этой стихии воистину полномочия Бога. А может оно, море, и в самом деле — ипостась Господа? И ничегошеньки-то мы о нем-не знаем, несмотря на все наши институты океанологии, батискафы и армады подводных лодок... Флагманский штурман, пожилой капитан I ранга, поманил меня в рубку. — А знаете, почему «Нахимов» затонул? Смотрите... На карте Цемесской бухты рядом с отметкой могилы черноморского лайнера выстраивались в неровный рядок значки затонувших кораблей. — Что это? — Это корабли Черноморской эскадры, затопленные по приказу Ленина. — В восемнадцатом? — Ну да. Помните: «Ввиду безвыходности, доказанной высшими авторитетами...» И дальше — Раскольников, Кукель, «Керчь»... Затопили линкор, эсминцы, транспорта. Кое-что подняли в тридцатых годах. Но «Свободная Россия», бывшая «Екатерина Великая», так и лежит... И эсминец «Громкий» лежит... Вот эта-то затопленная эскадра,— штурман перешел на шепот,— и потянула за собой «Адмирала Нахимова»... — Зачем? — А что же за эскадра без адмирала? Я так и не понял — была ли то мрачная шутка, или у флагманского штурмана спасателей, насмотревшегося на ужасы кораблекрушения, слегка поехала крыша. Позже пришла мысль: а может, ему и в самом деле что-то открылось? Может моряков, приносила счастье... быть, старый моряк знал и чувствовал нечто большее, чем положено флагманскому штурману и вообще — простому смертному? Чудо первое. ЯВЛЕНИЕ СЕМИСТРЕЛЬНОЙ Январь 1916 года. Борт линкора «Императрица Екатерина Великая». Из дневника лейтенанта Ф.М. БУРКОВСКОГО: «Speднoyт «Екатерина Великая» лежит в дрейфе в сорока милях эт Босфора и поджидает свое - эскадренные миноносцы «Пылкий», «Гневный» и «Поспешный». Мы заняли точку рандеву на час раньше условленного времени. Когда корабль в дрейфе, штурман разгибает, наконец, затекшую спину и отрывается от карты. Можно выйти на крыло мостика, размять папироску. Бурые тени дыма из труб бегут по огромной палубе; по плоским крышам орудийных башен, выбросивших стволы двенадцатидюймовок навстречу неприятелю. Бой будет позже, в полдень, а пока мы ждем своих. Эсминцы вот-вот должны вынырнуть из синеватой утренней дымки. Командир корабля капитан I ранга Сергеев смотрит на часы. — Запаздывают, черти... — Никак нет... Если верить судовому хронометру, у них в запасе еще три минуты. — Отчего же нам не верить судовому хронометру?! — соглашается командир,— Принесите-ка мне бинокль. Вахтенный офицер, цукните там впередсмотрящих, чтоб не дремали... Но матросы отнюдь не дремали. Не успел я войти в ходовую рубку, как с бака зычно прокричали: — На левом крамболе три эсминца! Идут к нам. Кажись, наши! — Старший офицер,— бросил Сергеев через плечо,— когда эти «кажись» прекратятся? Передайте ротному командиру этих мар-софлотцев мое... — Торпеда с левого борта! Еще одна! Три торпеды — по одной с каждого эсминца — стремили свой гибельный бег к нам, к нашему борту, ушедшему в воду под тяжестью брони на семь саженей. И не отвернуть и не уйти — мы без хода. Господи, спаси люди твоя! ...Все, кто был на мостике, замерли в ожидании неминуемого взрыва. Три торпеды в борт — это много даже для нашей бронированной крепости... Ищу глазами ближайшую шлюпку. Успеют ли спустить? Первая торпеда прошла под форштевнем, вторая под кормовым срезом, а третья и вовсе отвернула в сторону. Пронесло? Но эсминцы снова дают залп. Очумели? И снова, как в страшном сне, три стальные сигары, начиненные динамитом несутся на нас. Командир давно уже вышел из оцепенения, распорядился насчет хода и руля, «Екатерина» нехотя, набирая ход, катится вправо. Не успеть. Торпеды в двух кабельтовых, дистанция кинжального удара. Уклониться невозможно. Общий немой вопль срывается с мостика к небесам: «Господи, помилуй! Спаси и сохрани!» И снова неведомая сила разводит смертоносные снаряды по сторонам... Кажется, третьего залпа не будет. Взлетели сигнальные флаги, эсминцы виновато отводят форштевни. Радиотелеграфный офицер спешит к Сергееву с донесением. — Господин каперанг, они не ожидали встретить нас здесь на час раньше. В дымке приняли за «Гебена»... Я не слышу, что отвечает ему командир. Опрометью скатываюсь по трапам в церковную палубу. Глаза перебегают с образа на образ — к кому припасть, кого благодарить? Да вот же лампада горит перед Божьей Матерью. Перед одной иконой-то и горит. Она! Спасительница! Падаю на колени. Губы сами шепчут что-то сумбурное: «Пресвятая, пречистая, прими благодарения грешного раба твоего за чудесное наше спасение!...» Слышу шаги за спиной. Оборачиваюсь: капитан I ранга Сергеев, командир дредноута, не верящий ни в черта, ни в Бога, осеняет себя пред ликом Богородицы широким крест- — Чудотворная... — шепчут его губы под побелевшими враз усами... Не прошло и двух лет со дня нашего чудотворного спасения, как все на корабле, во флоте и в России перевернулось. Кое-кого из офицеров и кондукторов «братишки» пустили в распыл, священника прогнали на берег, в церковной палубе устроили клуб-ку-рильню, иконы свалили в шкиперскую бата-лерку. И вот стоит «Екатерина Великая» в Новороссийске и ждет своей печальной участи под красным флагом. Топиться! Вчера это звучало немыслимо и кощунственно — своими руками топить лучший дредноут России. Сегодня — это уже приговор. Оставленный всеми корабль обреченно застыл в виду Дообского маяка. Под килем полсотни метров... ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 119 6 |
