Техника - молодёжи 1996-02, страница 52

госпиталь командира капитан Грудзин-ский с благодарностью принял столь неожиданное подношение и отнес иконку в кают-компанию. Вряд ли он знал о чудотворной силе Семистрельной, но ведь и он с детства верил в заступничество Матки Боской Ченстоховской, в покровительство Святой Девы. А каждому воздается по вере его... Уповать же в задуманном предприятии оставалось только на Небо. Берег и море грозили смертью.

Ближе к вечеру двое матросов подрезали швартовые канаты, перекинутые с «Орла» на палы причальной стенки и кнехты эстонской канонерки «Лайне», стоявшей по корме. Комендоры под водительством матроса Шуберта приготовили германскому торгашу «Талатта», стоявшему неподалеку, прощальный «презент» — связку гранат, которую намеревались бросить на палубу судна.

Рывок от стенки наметили в полночь... Тем временем предстояло подумать, как обезвредить эстонских стражников. По-ручник Пясецкий взял это на себя. Он лично подобрал самых отчаянных матросов и строго-настрого предупредил: брать так, чтобы не пролилось ни капли эстонской крови, снимать часовых «по-людски»,

Вечером, в положенный час, команда улеглась в койки, ожидая заветной минуты. Только в центральном посту, где подремывал у полевого телефона эстонский унтер-офицер Роланд Кирикмаа, нес вахту у колонок воздуха высокого давления боцманмат Пегза, единственный из команды, кто не сдал свой пистолет. Теперь он надеялся припугнуть им стражника. Второго часового, который топтался по палубе надстройки, должны были снять матросы Олейник и Шведоцкий. Они ждали лишь сигнала поручника Пясецкого.

Около полуночи погасли в порту фонари и лампионы. Причалы погрузились в темноту. Капитан Грудзинский уже хотел было подать сигнал к действиям, как со стороны пирса послышались шаги. Кто-то приближался к подводной лодке. Вглядевшись с мостика в темень осенней ночи, Грудзинский скорее догадался, чем увидел: офицер эстонского флота пришел проверять посты на «Орле».

Время спасительной темноты таяло с каждой минутой. Стиснув зубы, Грудзинский слушал пустую болтовню ночного инспектора по телефону. Однако проверяющий не был слишком придирчив и вполне удовлетворился дружным храпом спящих в койках подводников. Не прошло и пяти минут после его ухода, как картина резко изменилась.

По знаку поручника Пясецкого, заглянувшего в центральный пост, боцманмат Пегза выхватил пистолет и наставил его на оторопевшего унтер-офицера. В одну минуту он был скручен, связан и с кляпом во рту унесен в кормовые отсеки. Та же участь постигла и верхнего часового — матроса Бориса Мальштейна. Правда, с ним было сложнее. Он прогуливался по причалу возле трапа и при любом неосторожном движении мог поднять крик, выстрелить в воздух. А по корме у «Орла», не забудем, стояла эстонская канонерка...

— Хэй, пойсс!*— окликнул его матрос Олейник и жестом показал, что нужны спички раскурить папиросу. Огонек нашелся. Завязался разговор на странной смеси польских, эстонских и русских слов. Мальштейн понял, что поляки хотят показать ему лодку, весьма непохожую на ту, на которой он служит. Профессиональный интерес взял верх над долгом часового, и едва Борис вступил за ограждение носо

* Эй, парень! (эст.)

вого орудия, как две бесшумные тени набросили на него бушлаты, и, даже не охнув, Мальштейн исчез в торпедопогрузоч-ном люке.

Матрос Покрывка осторожно вынес на мол полевой телефон эстонских стражников и поставил его на набережную. Его напарник, старший матрос Хоецкий, одним ударом топора перерубил силовой кабель, связывавший лодку с портовой электросетью. «Орел» перешел на питание от собственных аккумуляторных батарей, со-

— Волнолом по курсу!

Но было поздно. Грудзинский с ужасом услышал скрежет металла по бетону. Нос «Орла» вылез на полметра из воды, и лодка замерла.

— Влипли, пся крев!

Над портовым бассейном злорадно взвыла сирена.

Теперь конец! Теперь всех под суд и в лагерь... Напрасно оба винта бурунили за кормой воду: скала цепко держала нос у самого выхода из портовых ворот.

стояние которых — и это весьма беспокоило Грудзинского — оставляло желать лучшего. Он посмотрел на циферблат — второй час ночи! — и нажал на тангенту ревуна боевой тревоги:

— Аларм!

Матросы и подофицеры, которые, казалось, были погружены в беспробудный сон, ожили в долю секунды и тут же разбежались по боевым постам.

Грудзинский скомандовал с мостика:

— Оба мотора — средний вперед!

«Орел» вздрогнул, дернулся, и в ту же

минуту лопнули швартовые канаты, подпиленные накануне. Путь на свободу от-

Но радоваться было рано. В порту заметили неладное, и на эстонских канонерках вспыхнули прожекторы. По рубке уходящей субмарины секанули пулеметные очереди. Тихо спавший доселе порт огласился какофонией пальбы, звонков, криков.

Грудзинский, пригибаясь от пуль, велел поворачивать вправо, чтобы обойти вехи, отмечавшие мель; до выхода из каменной коробки порта оставались десятки метров, как вдруг впередсмотрящий, вгляды-

тошно заорал:

Пулеметные очереди решетили ограждение мостика. Грудзинский, едва сдерживая злые слезы досады, прокричал в раструб переговорной трубы:

— Принять кормовой балласт!

Вся надежда на то, что, осев на корму, лодка приподнимет нос с проклятого камня. Слава Богу, что в носовом отсеке не было течи.

Похоже, и в самом деле силы небесные были на их стороне — ведь не корысть и не страх гнали их в море, их всех подняла судьба несчастной родины. И тот, кто держал в деснице нити их жизней, должен был это учесть. И он учел и смилостивился. Послал свежий бриз. Ветер поднял клубы дизельного дыма и скрыл лодку от пулеметчиков неожиданной завесой. А тут и нос корабля — сантиметр за сантиметром — стал сползать с волноломного камня. «Орел» наконец почуял под собой вольную воду и ринулся в ворота. Напрасно вслед ему били лучи прожекторов и пулеметные трассы. Легкий ветер развешивал за его кормой спасительную пелену выхлопных

Однако удача могла изменить в любую минуту: справа и слева их подстерегали камни и отмели, которыми изобиловала таллинская бухта; надо было ожидать по