Техника - молодёжи 1997-07, страница 44
КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ Иван Алексеевич Панкеев родился в 1956 г., в день Иоанна Крестителя, в честь которого и назван. Детство провел на Украине среди скифских курганов. Мамай-гора напоминала о нашествии татар, Днепр — о Гоголе и Шевченко. Первая публикация — стихи — появилась в 10 лет. С тех пор редкий месяц проходит без обнародования разножанровых произведений. В арсенале — более десятка книг и несколько тысяч газетно-журнальных статей. За плечами — служба на границе с Китаем, Московский университет, диссертация о Николае Гумилеве, работа в центральных изданиях. Сейчас — ведущий телепередачи «Книжная лавка», преподаватель МГУ и Академии печати. Любимое занятие — читать, думать о прочитанном, а затем рассказывать о продуманном. Со временем это стало профессией, хобби и формой существования. Фантастику считает наиболее ярким проявлением реальности, не вымыслом, а — прорывом и прорицанием. Уверен, что все несчастья и болезни — от нелюбви, и что Любовь — единственная сила, которая держит человека в жизни и планеты на орбитах. Мистическое значение придает тому, что полный тезка Бунина, имеет тот же рост, что и Маяковский, и прочим несерьезным совпадениям. Зная, что в каждом племени должен быть человек, ушибленный звездой, имеет особенность отыскивать таких людей и писать о них. Юрий М.МЕДВЕДЕВ УКРАДЕННАЯ Иван ПАНКЕЕВ АУРА Темная, непонят ная, необъяснимая сила вл1 валась в комнату через окно или даже через всю стену; вязкая и тяжелая, она заполняла собою квартиру, всасывая вещь за вещью; запахи постепенно исчезали; краски становились тусклыми, словно выцветшими... Неимоверная слабость заполнила все тело — лень было пошевелить рукой, встать; в голове не остало ь ни единой мысли — будто из черепа медленно выкачивали воздух. Я готов был отнести зто на счет внезапного недомогания, принять привычный «коктейль» из аспирина i беллатаминала и уснуть, но что-то заставило, преодолевая слабость, встать и добрести до окна. Красный автомобиль с темными матовыми стеклами, стоявший у подъезда, взревел мотором и рванул с места. Последнее, что запомнил я, падая на ковер и проваливаясь в пучину бессознания,— странные хлопки, словно в нескольких местах разорвался туго натянутый канат, и несколько ярких вспышек между окном квартиры и отъезжающей машиной... Квартиру, в которой приключился со мной странный обморок, сопровождавшийся световыми и звуковыми эффектами, моей можно назвать условно. По всем документам, юридически она моя вот уже месяц; но из моих вещей здесь только два десятка книг да одежда. Все остальное — мебель, посуда, ковры, белье: короче, все те сотни вещей и вещичек, которые скапливаются и хранятся в домах годами,— осталось от тетки Валерии Михайловны Рогожиной, которую в семье называли просто Лерой. После ее смерти и было обнаружено завещание, из которого следовало, что все ее имущество, включая квартиру, переходит ко мне. Пусть будет ей земля пухом — только живущий в Москве, да еще и без своей крыши над головой, может по-настоящему оценить такой посмертный дар. Не стану рассказывать, как я начинал сживаться с Лериными вещами — зто отдельный сюжет, полный неожиданностей. Но вещи, даже самые красноречивые — молчат, а люди, даже самые молчаливые — говорят Дважды: от вертлявой малышки и от степенно восседающих на скамейке старух я слышал о красной машине, которая частенько появлялась у подъезда перед еткиной смертью. Ну, казалось бы ,и что такого? Мне же зто запомнилось по двум причинам: во-первых стекла в той машине были какие-то особенные — ребята говорили, что в них ничего не отражалось, а уж они-то знают что говорят — в любую щель заглянут; во- в" орых, старушки подметили, что машина исчезла сразу после теткиной смерти, и больше во дворе не появлялась. И вот — снова. Неужели — она?.. Смерть тетки Леры меня потрясла. Не столько даже сам факт, сколько быстрота теткиного угасания. Было в зтом что-то неестественное, даже зловещее. Казалось, что из нее вынули жизнь: как скрипку вынимаю из футляра или как вино выливают из бутылки — форма осталась, а то, что наполняло и заполняло собою эту форму, изъято. Она была старше меня всего на восемь лет, и эта разница в возрасте не мешала нашим приятельским, даже нежным отношениям. Более того, если бы не родственность, я непременно бы приударил за ней — обаятельной озорной женщиной, способной зажечь даже старца. Любвеобилие ее было нескрываемым, и муж Боря мог быть увлечен в соседнюю комнату, на брачное ложе, независимо от вре мени суток и наличия в квартире гостей, за что тетка очень лестно отзывалась о нем, говоря мне: «Если бы я не встретила Борю, пришлось бы, наверное, обзаводиться гаремом». Их интимный союз был настолько силен и красив, что, казалось, они занимаются любовью ежеминутно — соприкасаясь руками, встречаясь взглядами, сплетаясь голосами. За что в нашей многочисленной разветвленной семье эту семью прозвали одним ело вом: Болеры. Я очень любил ходить в гости к Болерам, но более трех часов не выдерживал: начинал названивать своей университетской подружке и договариваться о встрече — энергия, исходящая от Болеров, переполняла меня. И вдруг — эта ужасная атастрофа Вечером на Бориса налетел автомобиль. Боря скончался на месте, а убийцу так и не нашли. Первые две недели прошли в траурных заботах: похороны, поминки. А потом тетка стала сохнуть на глазах, как цветок, оставшийся без воды. Глаза перестали блестеть и как-то сразу потускнели. Кожа сморщилась и пожелтела. Из движений и походки исчезла стремительность. Все отнесли ее угасание на счет горя и переживаний, и пытались хоть как-то вывести из этого состояния. Еще через две недели беспокойство возросло — стало ясно, что жизнь стремительно покидает тетку. Но никто из приглашенных врачей признаков какой-либо болезни не с бнаружил. Правда, все они настоятельно требовали сменить обстановку, куда-нибудь на время уехать, но тетка была непреклонна, сказала, что душа Бориса еще живет в этих стенах, и она не намерена оставлять ее в одиночестве. А ровно через три месяца после гибели мужа умерла. ...Очнулся я только к полудню. Благо — суббота, а то проспал бы все ранние дела, встречи и телефонные звонки. Получалось, что спал целых семнадцать часов. Пораженный и этим, и тем, что провел весь вечер, всю ночь и все утро на ковре; и тем, что несмотря на отдых, голова по-прежнему казалась пустым воздушным шариком, позвонил давнему приятелю, доктору Макарову. — Переутомление, истощение, плохое питание,— пробасил Леонид Иванович - Рекомендую: приехать ко мне, выпить водочки из графинчика, хорошо отобедать и обо всем рассказать степенно, без спешки. Ну так как? Я слыша! требовательные нотки в его голосе, но сил реагировать на них не было; вяло, бесцветно, как зубную пасту из тюбика, выдавил: — Не могу; может к вечеру, а пока... нехорошо мне... — Ну, коли ак то свой врачебный долг я исполню до конца,— продолжал басить Леонид,— водочку и кислые щи доставлю на дом — у тебя ведь теперь есть, слава Богу, дом; а вечером можно и в баньку; ну так как? — Заметано,— со ласился я, понимая, что перечить бесполезно: не первый год мы знакомы с доктором некоторые его воззрения уже стали моими, в частности, что все болезни — от дисгармонии, разлада, предательства себя самого, одиночества и, естественно, от неправильного питания и непосещения бань. Это же самое он продолжал утверждать и закончив курсы иглорефлексотерапевтов и совсем недавно получив в какой-то модна академии сертификат экстрасенса, хотя к экстрасенсорике вообще относился с осторожностью, не афишируя свою к ней принадлежнос ь Зная, что Макарову добираться до моего дома около часа, я попытался навести порядок на кухне, но, разбив две арелки, оставил эту затею; у тетки был хороший вкус, и разбитые красивые тарелки еще больше усугубили мое сос ояние. Макаров, как всегда, вошел громко и бурно, выражая одновременно и радость от встречи, и возмущение транспортом, и восхищение погодой, и свои мысли по поводу моего доровья. Из неизменного, почти квадратного саквояжа он, пройдя на кухню, извлек бутылку водки, термос со щами, баночки с салатами, рыбой, завернутую в фольгу зелень и даже аккуратно нарезанный хлеб. — Ну-с, милостивый государь, где у тебя хрустали-фаянсы? За столом и поговорим, на голодный то желудок какая беседа. Взяв в руки рюмки, он повертел их перед глазами, посмотрел на свет, затем аккуратно поставил на стол. — А скажи-ка, дорогой, не случалось ли тебе последнее время что-нибудь разбивать? — Ха! Прямо перед твоим приездом! Вон, осколки еще в мусорном ведре. — А мебель не ломалась? — Да вроде бы пока нет,— насколько мог уверенно ответил я, присаживаясь на табуретку, и тут же почувствовал, что теряю равновесие. Ее ножка с хрустом подломилась, и я оказался на полу. Подойдя ко мне, доктор помог встать, внимательно осмотрел табуретку, затем — остальную кухонную мебель и сказал: ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ ЕЯ 7 9 7 |
