Техника - молодёжи 1999-05, страница 51

— Могут эти зубы заболеть в течение ближайших пяти лет? — задал вопрос психолог.

Зубной врач рассмеялся.

— Они у него вообще никогда не заболят. Первый раз в жизни вижу такие зубы. Что-то совершенно уникальное.

— Вы уверены?

Врач наскреб с моих десен какой-то ерунды и поместил под микроскоп.

— Так и есть, — отозвался он минуту спустя. — Взгляните сами, это просто феноменально! Ни амеб, ни лучистых грибов. Вообще ничего нет, никаких простейших паразитов! Как вам это удается? — Он посмотрел мне в глаза. — То, что вы не курите и не забываете чистить зубы, мне понятно. Но неужели вам никогда не приходилось целоваться?

Я довольно сухо ответил, что в моей интимной жизни все обстоит благополучно. Присутствующий здесь же сексопатолог, исследовавший меня весь последний месяц, подтвердил, что это действительно так, и хотя еще старик Фрейд отмечал, что поцелуй не является процессуальным аксессуаром сексуальных эксцессов, однако...

— Простите, как?

Сексопатолог повторил.

— Сексуальным аксессуаром процессуальных писсуаров! — закричал зубной врач. — Я не спрашиваю вас про Фрейда! Я спрашиваю того, кто может мне объяснить: как этому человеку удалось сохранить зубы в таком великолепном состоянии?!

Вопрос остался без ответа. По-видимому, никто из присутствующих не мог этого объяснить. Я, кстати, тоже.

Невропатолог мял мне позвоночник и стучал по коленке. То, что получалось, так ему понравилось, что на следующий день он привел толпу студентов посмотреть, каким должен быть правильный коленный рефлекс. Еще три десятка моих рефлексов были досконально изучены с помощью более сложных, чем молоток, приборов, повторно исследованы после искусственных стрессов и двухнедельной отсидки в изокамере и привели врача в эйфориче-ский восторг.

Кардиолог рвал в клочья ленту, не веря способности моего сердца подолгу выдерживать невообразимые, как он уверял, нагрузки, а когда поверил, нашел особенно выспренные слова для того, чтобы меня поздравить.

Поздравления отоларинголога звучали более обыденно — должно быть, слух обо мне уже начал распространяться.

Эндокринолог долго жал мне руку.

Окулист прослезился.

Психолог улыбался и не отходил от меня ни на шаг. Я успел заметить, что остальным кандидатам он уделяет куда меньше внимания.

Еще один изувер в белом халате заставил меня проглотить зонд с телекамерой на конце.

— М-м... Хороший желудок. Я бы даже сказал, очень хороший желудок, просто эталон, а не желудок. Вы, очевидно, на специальной диете?

— Зачем? Ем все подряд.

— И острые приправы?

— Очень люблю

— Удивительно, — всплеснул он руками. — И у вас никогда не бывает изжоги?

Я спросил, что это такое. Мне было действительно любопытно, но изувер отозвался в том лишь смысле, что везет, мол, некоторым, после чего, мрачно глядя на меня, потянулся к графину и запил содовую таблетку.

Иммунолог, без толку вливавший в меня подозрительные жидкости и подолгу мывший после них руки, не сказал мне ничего, но стал очень скучен. Возможно, он увидел во мне грядущий кошмар своей безработицы.

Тогда-то я и начал понимать, что настоящих конкурентов у меня по существу нет.

Пошел третий час ожидания, и мало-помалу оно начало меня раздражать: неужели так трудно выбрать одного из пятнадцати, тем более что вопрос наверняка решен заранее? Но еще больше меня раздражал сосед со своей шпорой на пятке и доверительным шепотом:

— Понимаете, как это скроешь? Болит ведь, гадина. Терпеть, правда, можно, но разве их это интересует? Вы не представляете себе, до чего обидно... А может, они не заметили, ведь могли же случайно не заметить, а?

Я молча встал и переместил свое кресло к противоположной стене. Хватит с меня. Конечно, этот тип запросто мог оказаться подсадкой, действующей по наущению психолога, но... В конце концов, реакция у меня адекватная, что и требовалось доказать, и на рукоприкладство я так просто не провоцируюсь.

Вот вам всем. Съели?

Дверь отворилась...

Отборочная комиссия в полном составе. Наконец-то! Давно пора.

Пятнадцать человек вскочили на ноги.

— Поздравляю вас! — И генерал, степенным шагом миновав меня, пожал руку... обладателю шпоры. — Только что комиссия утвердила вашу кандидатуру.

Что-о?!

Кажется, у меня отпала челюсть. Не помню.

— Благодарю всех. Можете вернуться к своей работе.

Удар был тяжел. Я стоял не в силах пошевелиться и смотрел, как члены комиссии по очереди жмут шпороносцу трясущуюся руку. Потом его куда-то повели, и он заковылял с блаженно-вымученной улыбкой на потном лице. Он хромал! Он даже забыл, что нужно притворяться!

Один раз во время резкого маневра корабля на меня упал тяжеленный кислородный баллон, и я, уцелев только благодаря жесткому скафандру, приходил в себя целую минуту. Но тогда мне было все-таки легче.

— Вы расстроены?

Так и есть. Психолог.

Я с трудом разлепил склеенные губы:

— Он же... Как вы могли? У него...

— Костный отросток?

— Вы знаете?

Психолог рассмеялся.

— Естественно, знаем. А у Упыряева, представьте себе, космический радикулит...

До меня мало-помалу начало доходить.

— ...а теперь помножьте на тяжелый характер и пять лет изоляции... Не расстраивайтесь, вы бы не нашли с Упыряевым точек соприкосновения. Тут нужен специальный человек. Слышали поговорку: у кого что болит, тот о том и...

Я молча отстранил психолога и пошел к выходу.

— Подождите!

Я притормозил в дверях, и психолог устремился ко мне.

— Да подождите же, мы с вами еще не кончили! Что вы разобиделись, в самом деле. Мы намерены предложить вам работу здесь, в Центре.

Я круто обернулся.

— Какую?

— У вас идеальное здоровье. Настолько идеальное, что большинство наших специалистов заявляют, что никогда не видели ничего подобного. Вероятно, на всей Земле не найдется человека, равного вам здоровьем. Без лишних слов: вы эталон.

— И что?

— Все медицинское отделение от вас без ума, наши врачи и ме-чатать не могли о таком наглядном пособии. Вас будут изучать и показывать. Для этой работы вы являетесь идеальной кандида...

Естественно, в Центре не держат плохих психологов. Во всяком случае, этот сообразил вовремя присесть. □

Ант СКАЛАНДИС Г1Г\ ПТ^СО П Сергей СИДОРОВ | АЦРСгуТХа

Большинство подъездов в девятиэтажках Мышуйска ничем друг от друга не отличаются. Собственно, до такой степени не отличаются, что некоторые граждане, особенно по темноте и после пяти-шести кружечек пива заходят не в свои дома, да так и остаются до утра на лестнице, если какой добрый человек не пустит по знакомству в свою квартиру. Не мудрено, что при этом парадные двери все покорежены, стекла в них и на межэтажных площадках разбиты, лифты работают одышливо и натужно, лампочки не горят совсем. Под нижним лестничным маршем подсыхает как минимум одна дежурная кучка, лужи известного происхождения (впрочем, и неизвестного — тоже) можно встретить на любой высоте над уровнем земли, почтовые ящики раскурочены вдрызг и местами обуглены, а стены снизу доверху обильно усеяны доморощенными граффити, выполненными не столько в современной технике аэрозольного баллончика, сколько в более традиционной — углем, кирпичом, мелом, капом и всякой прочей дрянью, попавшей под руку

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 5 ' 9 9

49