Техника - молодёжи 2000-10, страница 53

Андрей Чертков метко окрестил «последним романом советской фантастики». «Катализ» действительно написан был по канонам отечественной НФ шестидесятых, но... «перестроечными» красками — с полной откровенностью во всем и при отсутствии внутреннего цензора.

А после мне довелось написать еще восемь романов: пять — очень условно фантастических и три — в соавторстве с Гарри Гаррисоном (об этих разговор особый, чуть позже). И точно так же, как в 70 — 80-х Стругацким, мне в 90-х стало скучно строить сюжеты вокруг фантастических изобретений, научных открытий, путешествий к звездам или во времени.

И вот сегодня я с ностальгической грустью осознаю, что «Катализ» был не последним романом советской фантастики, а последним... ну, скажем скромнее, одним из последних НФ-ро-манов вообще.

Ушла определенная эпоха, и вместе с ней ушла НФ как часть литературы.

К сожалению, в силу нашей идеологической ограниченности, в советские годы научная фантастика и не считалась полноправной частью литературы. В англо-американской традиции принято говорить о литературе главного потока (main stream) и о научной фантастике (science fiction) как одном из параллельных направлений, что тоже не совсем верно, особенно для России,

Ж

и откровенной порнографией. Почему? Да потому что на девяносто процентов — это и есть китч, а не искусство.

Ведь бесконечные детективные сюжеты и любовные истории, перемещенные куда-нибудь поближе к звезде Барнарда, и их герои, облаченные в космические доспехи и попутно взявшие в руки заговоренные мечи, — на самом деле никакого отношения к научной фантастике не имеют. Как, впрочем, и к литературе. И коль скоро по ряду формальных признаков их относят к области НФ, оставим это на совести авторов и их благодарных читателей. В свободном обществе должна быть свобода выбора.

Возвращаюсь к примеру из личной практики. Проект 1997—99 годов — три сиквела, написанных в реальном соавторстве с Гаррисоном, — продолжение его культовой трилогии «Мир Смерти» («Deathworld»), первая, самая знаменитая, часть которой в русском переводе называлась «Неукротимая планета». Тиражи всех трех книжек превысили разумные ожидания — читатель эти романы что называется проглатывал, а вот критики и собратья по перу отнеслись к ним, мягко говоря, прохладно. Понятно, что я расстроился вначале. А теперь понял: да, мы с Гаррисоном не халтурили, работали от души. Он выдавал оригинальные, лихо закрученные сюжеты, подкидывал идеи, разрабатывал характеры персонажей, я это все расцвечивал, детализировал, пытался максимально приблизить манеру письма к хорошему переводу с английского и в то же время не утратить полностью всех достоинств нашей традиционной фантастики. Это и обрекло нас в итоге на коммерческий успех... и творческук

неудачу. Массовый глотатель чтива мигом принял новинки за свое. А вот тонкие ценители почуяли фальшь. Ну еще бы! «Неукротимая планета» 1960 года была и остается живым организмом, выросшим на естественной благодатной почве той эпохи. Ее сегодняшние продолжения оказались, по сути, музеем восковых фигур: чем искуснее сделан портрет, тем страшнее осознавать, что человека-то уже нет...

В таком муляжно-восковом виде фантастика живет и процветает. У нее есть свои умельцы, их имена хорошо известны пусть и не миллионам, как раньше, но десяткам, а возможно, и сотням тысяч «фэнов», то есть любителей фантастики (остальные глотают книги, не запоминая имен). Так вот, имена этих авторов возглавляют хит-парады в Интернете и рейтинги продаж книготорговых компаний. Но о них никогда не напишут в толстых журналах и не заговорят в литературных салонах. Потому что они действительно не являются частью литературного процесса. Собственно,

Т^Х

Si

ь

i* i h

но в любом случае — более уважительно, чем устоявшееся у нас со времен СССР мнение: писатель-фантаст — и не писатель вовсе, как, например, поэт-песенник — совсем не поэт. Оба они — так, массовики-затейники. Фан-тастика-де служит для популяризации науки и воспитания молодежи — все, точка (это раньше).

Теперь же, в постсоветские времена, нацепив аляповато-яркую эротически-идиотическую униформу, фантастика легла на прилавки рядом с китчевыми боевиками, слезливыми мелодрамами

угарны и не писатели в полном смысле — " ^v просто авторы бестселлеров, а это немножко другая профессия

В лучших же своих образцах современная фантастика перестала быть научной. Писателям (настоящим) стало скучно анализировать влияние науки на судьбу отдельного человека или человечества в целом. Окончательно и бесповоротно. Почему? Что это за тенденция? И можно ли назвать ее кризисной?

Скорее всего, да.

Сразу оговорюсь: именно среди чтива в ярких обложках время от времени (и даже регулярно) попадаются действительно хорошие книги. В числе их авторов — Рыбаков, Лукин, Измайлов, Брайдер и Чадович, Лазарчук, Успенский, Громов, Буркин, Романецкий, Дивов... Еще добрый десяток имен можно вспомнить. Но, к сожалению, серьезным читателям не приходит в голову искать среди чтива литературу, а несерь-

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 10 2000