Техника - молодёжи 2004-02, страница 14

потому не может быть проверена практикой. А что же наука? Вот горькое признание философа В. Краснояро-ва, глубоко изучившего предмет: «При всем уважении к научному сообществу, нельзя отделаться от ужасной мысли, что оно было введено в заблуждение, что на его голову был надет шутовской колпак релятивизма».

Околпачивание шло при скорбном молчании ученых, считавших гипотезу Эйнштейна не просто ошибочной, но шокирующе неприличной, а потому недостойной критики (сама развалится). Смех и улюлюканье тоже присутствовали:

Был этот мир глубокой тьмой окутан.

Изрек Гэсподь: Да будет свет!

И вот явился Ньютон.

Но Сатана недолго ждал реванша:

Пришел Эйнштейн,

и стало все, как раньше.

Не развалилась. И даже более того. Последовательно искореняя антисемитизм, гипотезу относительности удалось переименовать в теорию и возвести в ранг фундаментального знания. Присяга на верность релятивизму стала пропуском в научное сообщество, что принесло закономерные плоды:теперь нотариально заверенный физик — либо конформист (маскирующий свое недоумение математическим формализмом), либо истовый, но абсолютно бесплодный релятивист. А кадры, как известно, решают все.

Новые кадры кардинально отличались от «дорелятивистских физиков»: они оказались органически не способны к модельным механистическим представлениям и пространственному мышлению вообще. Их усилиями весьма продуктивные формальные методы обернулись неожиданной стороной. Уравнения математической физики позволяют получать правильные результаты, не думая о механизме явлений. И это хорошо — вычислять легче, чем думать. Вот только дальше дорога под горку: вначале не думая, потом, не понимая и, наконец, самое печальное — думая, что понимая. Чем, как ни странно, восхитился Ландау: «Величайшим достижением человеческого гения является то, что человек может понять вещи, которые он уже не в силах вообразить». Если это достижение гения, что же тогда паранойя?

Истинная наука, какой бы оторванной от повседневности она ни казалась, не может не найти прямого практического применения. В этом ее отличие от лженауки, в какие бы одежды та ни рядись, как ни украшала бы себя математикой. Отсутствие плодов с головой выдает подделку, позволяя отделить науку от симуляции глубокомыслия вроде обсуждения проблемы: течет ли время в черных дырах тонкой струйкой или отдельными кусками размером с планкеон?

Откровенное издевательство над

здравым смыслом далеко не безобидно. Когда-то изуверы — компрачикосы — превращали похищенных детей в физических уродов, поставляя живых химер на роль шутов монаршим дворам и цирковым балаганам, нынешние компрачикосы от науки уродуют не внешность, а мировоззрение, вызывая у школьника здоровую реакцию — отвращение к физике.

Оставим эту тему педагогам и вернемся к вопросу: существуют ли доказательства отсутствия эфира? В 1881 г. Майкельсон не обнаружил влияния движения Земли на скорость света, что оживило сторонников гипотезы увлечения эфира движущимися телами, но не поколебало идею материальной среды (только эфир позволяет понять причину постоянства скорости света — это такая же константа, как скорость звука в воздухе или кварце). Однако опыт был выполнен на пределе чувствительности и не всех убедил. Поэтому в 1885—1887 гг. Майкельсон и блестящий экспериментатор Морли построили более совершенный интерферометр (на порядок точнее) и, повторив опыт, получили тот же нулевой результат. Такой поворот мобилизовал серьезных физиков и в 1892 г. Фиццжеральд, оставаясь в рамках неподвижного эфира, объяснил нулевой результат опыта (Иоффе то ли не знает хорошо известных фактов, то ли лжет). Фиццжеральд выдвинул так называемую контракционную гипотезу — сокращение размеров тел в направлении движения, при этом все эффекты эфирного ветра исчезают, что было строго показано Лармором (1900), а затем Лоренцом (1904).

Проверкой и обсуждением как самого опыта, так и его возможных толкований, жил в те годы научный мир.

Тут-то и «пришел Эйнштейн» со своими постулатами: эфира нет, но (следите за руками) тела сокращаются! Нормальные ученые полагали, что сокращение движущихся тел есть результат их взаимодействия с неподвижным эфиром, в то время как Эйнштейн ставит сокращение в зависимость от поведения какого-то постороннего наблюдателя. С этим не то, что спорить — на такое «даже смотреть глупо». Однако не будем привередничать (снобизм и чистоплюйство отдают инициативу демагогам), а подчеркнем: основой теории относительности служит утверждение — эфира нет. И сказать «Да» эфиру, значит сказать «Нет» релятивизму.

Впрочем, вряд ли. Это для опро

вержения обычной теории достаточно единственного контрпримера или противоречия (парадокса). Но теория относительности полна парадоксов, а с нее как с гуся вода. Наоборот, релятивисты гордятся парадоксами и с упоением мазохистов выставляют их напоказ — вот, мол, чем приходится заниматься. И если обстоятельства вынудят признать эфир, они не постесняются заявить: под термином «физический вакуум» мы всегда подразумевали материальную среду. Да и в работах Эйнштейна присутствуют оба утверждения: «эфира нет» и «мы не можем обойтись без эфира», — соломка предусмотрительно подстелена.

В любом случае, лоренцево сокращение делает бессмысленными попытки зарегистрировать отставание сигнала, при движении света вперед-назад: двухпутевыми экспериментами подобной схемы эфирный ветер принципиально не обнаружим. Так что релятивисты, тела которых, как они признают, тоже сокращаются по Лоренцу, объявляют опыт Майкельсона доказательством отсутствия эфира исключительно из врожденной наглости (не могут же они до такой степени не владеть предметом). Поэтому рассмотрим другие способы обнаружения эфира.

Один из них сформулирован в заголовке статьи: зависит ли скорость электромагнитных волн от частоты (цвета)? Чтобы ответить на этот вопрос, Теллер в 1959-м предложил нечто феерическое: взорвать в космосе атомную бомбу и прямым наблюдением выявить дисперсию. В эйнштейновском вакууме дисперсии нет — в пустоте все частоты должны иметь скорость «с». А вот в материальной среде, будь то эфир или линия связи, дисперсия обязательна. Там изначально аккуратный прямоугольный сигнал не только уменьшается по амплитуде, но, к огорчению связистов, у него заваливаются фронты и он расползается вширь. Происходит это из-за того, что формирование крутого фронта требует высоких частот, скорость которых ниже.

При атомном взрыве одномоментно излучается весь мыслимый спектр от радиоволн до гамма-квантов. И пока вспышка с окраины Солнечной системы доберется до Земли, отставание коротких волн станет таким, что его четко зафиксируют самые дубовые приборы. После этого спорить будет не о чем: есть дисперсия —

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 2 2 0 0 4

12