Техника - молодёжи 2004-02, страница 51

(уровня) патента; и за эффективность его изобретения, которую необходимо найти теоретически до выдачи патента. Эффективность — неотъемлемое свойство системы: показатель степени ее приспособленности к решению данной задачи; эффект — результат применения системы в определенных условиях. Определение эффективности через эффект недопустимо.

Логически необоснованно стремление законодателя во всех законах об интеллектуальной собственности, помимо установления объекта правозащиты, непременно привести еще и перечень неохраняемых объектов. Во-первых, это не нужно. Во-вторых, это физически невозможно: неохраняемые объекты — это вся Вселенная за вычетом охраняемых объектов.

Тем не менее пункт 3 статьи 4 раздела II Патентного закона РФ торжественно возвещает: «Не признаются патентоспособными изобретениями: (а непатентоспособными, следовательно, признаются? — А.П.): научные теории и математические методы; методы организации и управления хозяйством; условные обозначения, расписания, правила; методы выполнения умственных (? — А.П.) операций; алгоритмы и программы для вычислительных машин; проекты и схемы планировки сооружений, зданий и территорий; решения, касающиеся только внешнего вида изделий, направленных на удовлетворение эстетических потребностей; топологии интегральных микросхем; сорта растений и породы животных; решения, противоречащие общественным интересам, принципам гуманности и морали».

Особенно интересно последнее положение. Во ВНИИГПЭ всегда был спецотдел, рассматривающий «гри-фованные» заявки, львиная доля которых посвящена изобретениям в сфере военной техники, имеющей целью причинять существенный вред людям. Изначально предполагается — противнику, но ведь она может попадать не в те руки, и пожелание, заключенное в последней строчке вышеприведенного перечня, нарушается самым наглым образом.

Сделать вид, что обычное (гражданское) законодательство не распространяется на военную сферу — опасно и не соответствует реальному положению дел.

Пункт 1 статьи 7: «Автором изобретения, полезной модели, промышленного образца признается физическое лицо, творческим трудом которого они созданы». Кто и как будет определять, где кончается труд нетворческий и начинается труд творческий? Оставление решения этой проблемы на усмотрение чиновника — большая ошибка (если не преступление).

«В качестве полезных моделей не охраняются: способы, вещества, штаммы микроорганизмов, культур

клеток растений и животных, а также их применение по новому назначению;...». К чему это писать, если на предыдущей странице они все уже перечислены как «объекты изобретения»?

Приглядимся к перечню «не признаваемых патентоспособными изобретениями». Понятно, что не охраняются по патентному праву топологии интегральных микросхем, сорта растений и породы животных, а также алгоритмы и программы для вычислительных машин — под них сверстаны свои специальные законы. Что такое «методы выполнения умственных операций» — без дополнительных обсуждений установить трудновато. Но вот как быть с научными теориями?

Авторское право, заботясь только о форме произведения, научные теории также не одобряет. Недаром в сегодняшней России работник науки — ученый — живет хуже дворника, не говоря уж о госчиновнике, польза которого для общества как минимум неочевидна. А без науки Общество быстро деградирует, неумолимо превращаясь в тупую эгоистичную толпу, способную только торговать «материальными» объектами.

И коль скоро современная система интеллектуального права способствует развитию подобных процессов в Обществе, вывод единственный: пора менять эту систему.

В патентном законе масса «мелких» системно-логических ошибок. Например: «Промышленный образец признается промышленно применимым, если он может быть многократно воспроизведен путем изготовления соответствующего изделия». Но разве сам образец не является этим самым «изделием»? Из факта воспроизводства этого «изделия» логически никак не вытекает его применимость. Логически воспроизводимость и применимость — не соподчиненные, а равноуровневые свойства объекта.

Из патентного закона нельзя четко и однозначно установить, защищает ли он не промышленные, а чисто дизайнерские решения. Значит, законодатель считает полезным для Общества обездолить не только ученых, но и художников?

Не вызывает никакого сочувствия к законотворцу его вечное стремление исключить из рассмотрения все слабо им осознаваемое. Так исключили цель изобретения.

Я твердо убежден: если Обществу пользы от конкретного решения нет — это решение вредно для него. А если вредно — не имеет права на существование. Польза для заявителя значения не имеет и роли не играет.

Конечно, и раньше не все было благополучно. Например, ни как лингвисту, ни как инженеру, выражение «упрощение процесса» не представляется мне допустимым. Может быть интенсификация процесса. Может быть снижение энергозатрат (что тоже

важно не само по себе, а только как причина снижения стоимости операции). Может быть снижение расхода химикатов. Но «упрощение процесса» — это нонсенс.

Не меньший нонсенс представляет собой и такая цель, как «упрощение конструкции». Если это ведет к снижению веса — пожалуйста. Но между прочим, снижения веса (да и стоимости тоже) можно добиться вовсе не упрощением, а как раз усложнением конструкции —достаточно вспомнить историю вычислительной техники.

Повторю еще раз: подлинной целью изобретения могут быть только три предмета:

1 .Снижение стоимости решения задачи при заданной эффективности.

2.Повышение эффективности системы по данной задаче при заданных затратах.

3.Решение новой (ранее неизвестной или известной, но нерешаемой) задачи.

И вовсе не выход из положения — сделать вид, что это де не входит в обязанности регистрирующих органов. Глупо считать, что их дело — зарегистрировать все что угодно, а разбираться с эффективностью будут дальше сами заявители на так называемом «свободном рынке». Который, по сути, свободен только от здравого смысла, поскольку страшно расточителен, нечувствителен к сути и абсолютно аморален.

Хотя и раньше понятие эффективности было слишком сложным для рядового эксперта ВНИИГПЭ, но оно содержалось в конъюнкции критериев изобретения — именно соответствие этой конъюнкции отделяло изобретение от неизобретения. Теперь же и из закона, и из практики Патентного ведомства изгнаны последние следы разумного подхода к изобретению — как к объекту, обеспечивающему Обществу (а не Патентному ведомству и даже не заявителю) ощутимую, количественно измеримую пользу.

Конечно, корни этого безобразия зарыты глубже: сегодня возобладала концепция максимизации прибыли любого «хозяйствующего субъекта» — результаты этого подхода мы и переживаем в виде развала всего и вся. Но с позиций строгого системо-анализа, максимизация доходов подсистем не только не является целью метасистемы, но ей противоречит. Цель — в максимизации эффективности метасистемы. Как правило, она достигается при снижении доходности подсистем.

Сегодня все это предано забвению. Государство регистрирует почти любую заявку (удовлетворяющую «формальным требованиям», сводящимся к наличию всех установленных регистрационных бумажек), а затем пускает процесс на самотек, не заботясь более ни о какой-либо осмысленности заявленных решений, ни о дальнейшей судьбе их авторов. п

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 2 2 0 0 4

49