Техника - молодёжи 2004-02, страница 50

электродов порций диспергируемого материала и выбрасывания их в окружающую среду, подлежащие диспергированию материалы включены в качестве электродов в цепь электрического колебательного контура, который настроен так, что работает в области искрового разряда».

Как говорит Альтшуллер, «с этого изобретения началась вся история электроискровой обработки материалов».

Только очень злобный и недальновидный чиновник посмеет настаивать, что заявки №157356 и №70000 заслуживают одинаковых авторских свидетельств.

Изобретения — для вящей пользы Общества — необходимо дифференцировать по сложности решенной изобретательской задачи. Надо ранжировать патенты. Скажем, один патент пятого уровня равен ста патентам первого уровня.

Тем более, статистика, собранная Альтшуллером (и другой нет), такова: изобретений пятого уровня — менее 0,3 %; четвертого — менее 4 %; третьего — 19 %; второго — 45 %; первого — 32 %. Тем важнее поощрить изобретателя, способного к подлинному творчеству. Ведь разница между усилиями изобретателей разного ранга весьма значительна. Если бы подлинно изобретательские решения можно было бы получить перебором, то соотношения оказались бы такими: на первом уровне перебор нескольких вариантов, на втором — десятка, на третьем — сотен, на четвертом — тысяч, на пятом — миллионов.

Из этого однозначно вытекает: получить решение пятого уровня простым перебором возможных вариантов принципиально невозможно. Как же получаются такие решения? По моему мнению (подкрепленному всем опытом Г.С. Альтшуллера), всякий изобретательский гений нарабатывает свои собственные приемы целенаправленного поиска оптимального решения. Обобщив эти частные методы, можно построить работоспособный алгоритм изобретательства. Именно эту работу в период конца 50-х — начала 70-х и проделал Альтшуллер. Он создал АРИЗ — алгоритм решения изобретательских задач.

То есть он прекрасно понимал реальную дифференциацию изобретательских задач и изобретательских решений. Удивительно, что он не сделал последний шаг: признание необходимости дифференциации авторских свидетельств. Я еще в начале 80-х пытался исправить это положение изнутри ВНИИГПЭ, однако под вредным воздействием В.Н. Дементьева процесс изменений в патентном праве начал упорно продвигаться в диаметрально противоположную сторону.

В итоге мы получили новый патентный закон, который много хуже прежнего: когда в законе его предмет вообще не определен — это прямое на

рушение основных положений теории права.

Вряд ли можно счесть серьезной аргументацией утверждение кого-то из авторов работы (быть может, все того же Дементьева) «Правовая охрана интеллектуальной собственности» (под ред. В.Н. Дементьева, М., 1995): «Так вот, под изобретением, как результатом человеческой деятельности, понимается любая выдумка, не являющаяся воспроизведением че-го-то уже объективированного в окружающем человека предметном мире или источник информации. Однако из общей массы человеческих выдумок — изобретений — закон ставит под охрану лишь определенную их часть, накладывая различного рода ограничения на круг охраняемых изобретений».

«Любая выдумка» может быть не просто пустой, но и вредной для общества, — вряд ли следует называть ее изобретением. Что такое «источник информации»? Информация извлекается из сообщения; следовательно, сообщение и есть источник информации. Вот вполне содержательное сообщение: «Господин Дементьев — весьма малоквалифицированный специалист». Интересно, признает ли этот «источник информации» изобретением сам г-н Дементьев. А обязан — согласно собственному утверждению.

Обратимся непосредственно к закону. Не дав определения изобретения, посвятив все первые статьи всяческим бюрократическим штучкам, он внезапно заявляет: «Изобретению предоставляется правовая охрана, если оно является новым, имеет изобретательский уровень и промыш-ленно применимо».

Бросается в глаза полная алогичность приведенного текста. И все это — вместо четкого определения рассматриваемого понятия. А уж потом — указания, что изобретению предоставляется правовая защита. Логика — не самая сильная сторона наших законотворцев.

А что значит «новым»? Разве этот признак не нуждается в четком определении? Скажем, таком: «Новым признается решение, сущность которого до даты подачи заявки не раскрыта для неопределенного круга лиц». Кстати, опыт ВНИИГПЭ свидетельствует, что вопрос о новизне далеко не так прост. Начальство ВНИИГПЭ никак не хотело осознать, что может не быть новизны (по разным причинам) при 100%-ном наличии существенных отличий.

Определение новизны, данное в законе, никак нельзя признать корректным. «Изобретение является новым, если оно не известно из уровня техники». А если оно известно из неосторожной публикации самого изобретателя? Или из-за некорректных действий нахального чиновника? Неосторожное или недобросовестное разглашение сути заявки может быть

реализовано методами, исключающими их попадание в «уровень техники». Все-таки принцип «мухи — отдельно, котлеты — отдельно» всегда лучше синкретичного инфантилизма в терминологии.

Можно согласиться с утверждением, что «уровень техники» представляет собой систему параметров, данных, характеризующих предельные возможности современных технических систем. Но утверждение, что «уровень техники» включает любые сведения, стилистически и систем-но-логически нелепо.

Как и следующее утверждение закона: «Изобретение имеет изобретательский уровень, если оно для специалиста явным образом не следует из уровня техники». И новизна — из «уровня», и «изобретательский уровень» — все из того же «уровня»... А в чем, собственно, разница между «известностью из уровня» и «следованием из уровня»? Не слишком ли неоднозначно и неопределенно, чтобы красоваться в ЗАКОНЕ? Тем более, совершенно неясно — о каком именно «специалисте» речь? Для одного все «следует» сразу, для другого — отнюдь.

Быть может, авторы закона полагали, что «явным образом» — это вполне определенное выражение? И здесь они жестоко заблуждались.

Более всего бессмыслен так называемый «изобретательный уровень»: нет никакого одного «уровня», якобы отделяющего «изобретение» от «неизобретения» — есть множество водоразделов, отделяющих изобретение одного уровня от другого уровня. Как показано выше, в том и суть, что изобретения необходимо дифференцировать по изобретательскому уровню. Плохо, что законодатель упорно не желает (или неспособен?) осознать это бесспорное положение.

А что такое «промышленно применимо»? По мнению законотворцев, вот что: «Изобретение является промышленно применимым, если оно может быть использовано в промышленности»... Порочный круг. Даже хуже: применимость вообще не может быть критерием правоохраны.

Беда втом, что в сегодняшней России патентные (и не только патентные) органы не умеют (а учиться не желают) определять эффективность предлагаемых им решений.

И кто же, кроме официальных органов, возьмет на себя официальную оценку эффективности заявленного решения? Конечно, современные органы на это не способны. Однако из этого вовсе не вытекает, будто бы эффективность следует изгнать из признаков правозащиты изобретения, — правильнее заменить эти органы.

Я полагаю важным следующий частный вывод:

Изобретателю надо платить дважды и отдельно: за сложность (уровень) решенной изобретательской задачи — в виде официального ранга

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 2 2 0 0 4

48