Юный техник 1974-05, страница 44

Юный техник 1974-05, страница 44

— А я где возьму? И что это еще за блажь? — продолжая заниматься своим делом, ответил отец.

У нас в доме не было ни одного чемодана. А сундуков, обитых блестящими полосками железа, стояло несколько. Не знаю, чего уж там лежало, но мне кажется, они были просто пусты.

— А знаешь, может, Микаль даст... Сын его офицер. В каждый приезд оставляет чемодан, — опять после долгой паузы неожиданно говорит отец и уходит из дому. Возвращается отец от соседа быстро и с чемоданом. Он стал разговорчивей, просветлел лицом.

—. Учиться надо, — говорит он, продолжая свою работу. — Это правда. Что ни говори, а лучше профессии, чем учитель, пожалуй, нет...

В ту ночь я никак не мог уснуть. По крыше монотонно барабанил дождь. Ветра нет. Уже на востоке небо прояснилось от туч, зарумянилось, ветки черемухи под окном неподвижны, лишь листья вздрагивают от падающих капель дождя и пляшут на фоне просветленного неба. Чувствую, что мать с отцом тоже не спят.

— Григорий, ты помнишь, какую только букву я знала? — шепчет мать.

— Да-

— Скажи какую, — не отстает мать.

— «У». Спи ты, — ворчит отец.

— Помнишь, оказывается... В детстве кто-то мне сказал: «Вот с такой буквы, Ульяна, твое имя начинается». С тех пор и помню. А когда ты, Григорий, был на фронте, я узнала и остальные. Специально ход1ила к учителю. И научилась. А то беру твое пись'мо в руки и так и этак поверну, а бумага молчит. А сейчас просто не верится: мой сьин едет в институт. Григорий, ты что, спишь?

— Нет.

Кто-то открывает дверь. Наверное, мать. Вот она, ступая, как кошка, мягко, подходит ко мне. Садится на край постели. Молчит. Гладит мои волосы. Я взял ее руку и прижал к лицу. Чувствую, как кровь толчками идет по жилам ее руки. Вдруг на мое лицо упала теплая капля. Это слеза матери. Я весь съежился, чтобы не выдать своего волнения, и еще крепче сжал мамину руку. А слеза ее, точно капля горячей ртути, жжет мое лицо.

— Мама... Я никогда не забуду, никогда... — шепчу я и навечно хочу запомнить запах ее натруженных рук.

Ома не спрашивает, чего я не забуду. Она все понимает, ее чуткое сердце нельзя обмануть.

Да, я никогда не забуду зимние вечера, когда бревна избы трещат от мороза... На столе коптит керосиновая лампа без стекла. Картошка, сваренная матерью для нас, уже давно съедена вместе с кожурой. В избе холодно, даже пар курится от дыхания... Все мы одеты в старые шубенки, ждем из лесу мать. Вот наконец она возвращается с долгожданными дровами. Это значит, что в доме будет тепло!

Не забуду, мама, твои шершавые, но ласковые руки, красные от холода, как гусиные лапы. Они всегда так мерзли у тебя, что не в силах были снять промерзшие лапти. И тогда мы, четверо детей, бросались к тебе у помогали. Портянки так примерзали к лаптям, что их трудно было оторвать.

Плохо я спал последнюю ночь перед отъездом. Чуть уснул перед рассветом и увидел сон, будто отец и мать упрашивают меня взять их с собой. При этом отец тщательно выделывает шкуру, а мать то и дело бегает к роднику за водой... Проснулся я в тревоге и жалости к матери, которая все еще сидела возле меня и держала мою руку.

40