Юный техник 1980-05, страница 5

сей, Василием Михайловичем, он сгорел в танке там, в Белостоке, где служил срочную, где начал войну. И не встретился со своей невестой Коля Руднев, с которым мы шли в увольнительную. Только увольнительная и вправду получилась у меня последней до самой победы. На середине пути к городку нас догнали два солдата — из новобранцев, гимнастерки мокрые от пота. Один кричит: «Война!», а второй только руками размахивает.

И все исчезло: и солнце, и хлебное поле, и вся прошлая жизнь. Днем 22 июня мы уже отбивали налеты фашистской авиации. А потом пошли горькие километры отступления. Но мы шли их как могли медленнее, отбиваясь своими 76-миллиметровыми зенитными пушками, которые ставили -на прямую наводку. Били по пехоте, по танкам. Не бежали мы, а отступали. На каждой новой позиции окапывались, а вырыть укрытие для пушки, для снарядов — это работа громадная, надо выбрать десятки кубометров земли. Столько земли перерыли, и песчаной, и болотистой, и каменистой, и на каждом новом рубеже окапывались, и, может, поэтому дотащили свои пушки целыми до самого Сталинграда. Но до этого прорывались из окружения под Житомиром, дрались под Киевом. Скажу честно, сперва было страшно, а потом кончился страх, осталась одна ненависть к фашистскому зверю, который не щадил ничего и никого.

Уже позже я узнал об обращении гитлеровского командования к солдатам Восточного фронта в 1941 году. Вот что в нем говорилось: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание — убивай всякого русского, советского, не останавливаясь, если перед тобой старик, девочка или мальчик...» На войне я не знал об этих людоедских призывах, но своими глазами ви-

И. М. Лядов, полный кавалер ордена Славы.

дел разрушенный Киев, сожженные села, убитых мирных жителей, кровь и пепелища.

Осенью сорок второго мы дрались в Сталинграде, в районе элеватора. Замаскировали свою пушку обломками досок, кровельным железом. И били опять прямой наводкой по целям, как говорят специалисты, наземным: по танкам, по пехоте. Я был наводчиком — и до сих пор часто звучат в ушах эти слова, от которых сердце сжимается радостно: «Цель поймана!», а потом: «Огонь!» Мы уже отбили атаку, когда сбоку выполз еще один фашистский танк и расстрелял нас почти в упор. Очнулся я, когда под вечер фашистские автоматчики прочесывали то, что осталось от наших позиций. Но добить нас фашисты не успели, подоспели наши пехотинцы и отбросили гитлеровцев. А ночью наши спасители — так я и не знаю, какой даже они части были, — оттащили тех, кто остался в живых, к Вол-

3